Мы нередко ходили в кино. Театров и музеев в моём детстве вокруг, как правило, не было. Впрочем, здесь я уже забегаю вперёд. Во всяком случае, у нас была семья с нормальными культурными интересами, – такая, какие я вижу сейчас в своём непосредственном окружении.
Бабушки и дед
Расскажу немного и о старшем поколении.
Бабушка Уля, или баба Уля, как мы её все называли, была обычная пожилая крестьянка. Где-то с середины 20-х годов она жила в городе у кого-нибудь из своих детей. У нас она жила все годы от моего рождения и почти до поступления в университет, после чего переехала, если не ошибаюсь, к тёте Варе, где и умерла. Все эти годы вела наше хозяйство и почти не выходила за пределы дома. Так что у неё не было надобности выучить русский язык, и до конца дней она говорила только по-украински.
Кстати, о языке. В нашей семье все, кроме бабушки Ули, общались друг с другом по-русски. Это был обычный русский язык, используемый относительно образованными людьми в городах Украины в течение нескольких столетий и, с точностью до незначительных особенностей произношения, не отличающийся от языка горожан России. Иногда в речь вкраплялись украинские слова и выражения, например, пословицы, но делалось это подчёркнуто и сознательно и нисколько не напоминало суржика, распространённого в менее образованных слоях, когда русские и украинские слова в речи смешиваются и искажаются. А вот с бабушкой Улей папа, а вслед за ним и я говорили только по-украински, на народном сельском языке XIX столетия. Так я и привык с детства говорить с каждым на его языке и самих языков не путать.
Как папа был любимым сыном бабушки Ули, так и я стал её любимым внуком. Меня она называла не иначе как „Мишеня”. Рассказывали забавный эпизод, как я, будучи совсем крохой, нечаянно отодвинул табурет бабы Ули, и она грохнула на пол, держа в руках миску с варениками. Бабушка, любившая прибегать к беззлобным народным проклятиям, начала на лету: „А щоб...”, но спохватилась, что проклятие может отнестись ко мне, и закончила: „А щоб я сказилася!” Я тоже любил бабушку Улю, с одной стороны, просто по-человечески, как любящую бабушку, а с другой – несколько по-книжному, как человека из народа и тем самым носительницу «народной правды».
К сожалению, бабушку Маню мне охарактеризовать труднее, хотя и с ней я прожил всё своё детство: она была менее колоритной. Тоже добрая, тоже любящая. Хорошо представляю себе, как она выглядела, – невысокая полноватая старушка с мягкими чертами лица.
