Что вспомню | страница 19
Последние дни оккупации
Между тем, приближался фронт. Участились налёты советской авиации. В нашем дворе хозяева стали копать землянку, чтобы укрыться от налётов. Устроена она была так же, как солдатские окопы, которые я позже видел в фильмах: глубиной примерно в человеческий рост, узкая и довольно короткая – с таким расчётом, чтобы кое-как могли разместиться наши семьи.
Я помню, как лазил по этой землянке, но не помню, чтобы мы ею пользовались. А как раз наиболее задевший нас налёт пережили в хате. Бомба разорвалась среди улицы, метрах в 50 или 100 от нашей хаты. После неё осталась огромная воронка, которая зияла ещё много месяцев. Это было ночью, и мы уже, наверное, спали. Я лежал под иконой, от взрыва эта икона упала на меня. Мама в ужасе бросилась ко мне, но оказалось, что икона меня нисколько не повредила. У мамы даже сохранилась уверенность, что именно икона меня защитила. Воронку я потом долго видел и хорошо представляю до сих пор, а вот от падения на меня иконы ничего в памяти не сохранилось, знаю только по маминым рассказам.
Мы с нетерпением ждали прихода красных. Как-то так уже надоела жизнь при немцах, а, кроме того, было ясно, что немцы уйдут, наши придут, так что скорей бы уже это кончилось. Фронт был совсем близко, 7 ноября освободили Киев. Однако почему-то именно на отделяющей нас от Киева сотне километров наступление застопорилось. Прошёл ноябрь, потом декабрь, а наших всё не было.
У нашей семьи была дополнительная причина ждать прихода красных войск: мы мучилась неизвестностью, что там в Киеве с нашими стариками, и ждали момента, когда, наконец, можно будет поехать и узнать.
В последние недели перед уходом немцы начали устраивать облавы на мужчин. Солдаты ходили по домам, забирали и уводили мужчин. Знаю я это только по рассказам, по крайней мере, тогда все об этом говорили и боялись этого. Мы прятались от них в подвале дома. Правда, по тем же рассказам, немецкие солдаты проводили эти обыски без всякой заинтересованности, а как бы «для галочки». Они открывали дверь дома или погреба и на ломаном языке спрашивали: «Пан есть?» Им, конечно, отвечали, что нет, и они уходили. По крайней мере, так рассказывали потом. В этом отношении Белой Церкви повезло. Судя по всему, там стояли регулярные армейские части. Мне приходилось слышать о массовом уничтожении мужчин в других городах, где свирепствовали эсэсовцы. А как мы прятались в погребе, ожидая облав, я помню. И вроде даже припоминаю открывающуюся дверь и слышу голос проверяющего.