Ровно один год назад ее отец оставил ее в реабилитационном центре «Биг Беар Лейк». Прошло много времени с того момента. Триста шестьдесят пять гребаных дней, для некоторых это всего лишь цифра, жалкое количество дней, но для нее каждый день был наполнен борьбой. Борьбой с собой, с ее зависимостью, с ее горем и отчаянием. Она ни разу не сорвалась. НИ РАЗУ. У нее были несколько раз опасные ситуации, в которых она была близка к тому, чтобы отчаяться и все бросить, сорваться, но Гордон всегда заверял ее, что некоторые из ее механизмов психологического преодоления были не ее собственным проблемами, а их совместные. Но, не смотря ни на что, она не сорвалась и не воткнула иглу между пальцами ног, куда она постоянно кололась в прошлом, она ничего не вдыхала, не глотала никаких таблеток сильнее, сильнее ибупрофен. Она смогла пройти такой огромный путь длинной в триста шестьдесят пять дней.
Гордон — темнокожий стройный мужчина, которому было примерно пятьдесят лет, пригласил ее перекусить после первого собрания в группе анонимных наркоманов, стал ее куратором после этого — похлопал ее нежно по руке. Когда она подняла глаза и встретилась с ним взглядом, он тепло, даже отчасти по-отечески улыбнулся ей и едва заметно кивнул ей. Ох. Точно. Люди ждали, чтобы она начала говорить.
Обычно люди на этой встрече просто сидели без дела и говорили, это практически напоминало групповую терапию, но когда кто-то получал важный жетон, который давался за определенное количество времени проведенного в трезвом состоянии, они устанавливали подиум и накрывали неплохие закуски. Гордон отошел в сторону и уселся на стул, Сэди повернулась и встретилась лицом к лицу с... ну, не с толпой. С небольшой группой. Примерно с дюжиной или около того, человек, что постоянно посещали собрания, и парочкой новичков... и с ее отцом, Джонсоном Баллардом, который сидел, скрестив на груди руки, в дальней части комнаты, в своем дорогом, сшитом на заказ деловом костюме, его запонки блестели в свете ламп.
Он выглядел так, будто чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Но все же, он был здесь. Он был в отчаянии, в настоящем шоке от того, насколько он не знал свою собственную дочь ровно год назад. Они должны были сделать множество всего. В том числе и отстроить свои отношения заново. Но, не смотря ни на что, он старался поддерживать ее, но важнее всего, что он был здесь, в этом подвальном помещении церкви, хотя и выглядел как человек, который только что осознал, что сел не на тот номер поезда метро, который шел в неблагополучный район города, куда ему совсем не было нужно.
