— И чем вам моя прическа не угодила?
— Ты это называешь прической? — Лера подняла вверх мои патлы. — Ты как в пятницу к компу подсел, так от него и не отходил. Что, не правда? А еще, поди, засаленные руки о волосы вытирал, чтобы «мышку» с «клавой» не замарать.
— «А на кухне мышка уронила банку… с пивом». Смешно, — я чихнул. — Так ведь ты могла придти и спасти меня вчера?
— А смысл?
— Тоже верно, — согласился я. — Вот такой я: талантливый, но запущенный. Кстати, я же не спросил, что у тебя там с зачетом?
— Ну, так я эти два дня не монстров отстреливала, а умные книжки читала.
— Но страшно при этом боялась!
— Вот именно.
— Что ж ты вечером не пришла, раз пугалась каждого шороха? Ах, да, ты, наверное, как раз перекрашивалась.
— А разве ты меня в прежнем облике заметил бы? Я у тебя просто затерялась бы в интерьере.
— Ну, чего уж ты меня опускаешь ниже плинтуса? Я иногда бываю милым и покладистым.
— Вот именно: иногда. Ладно, закругляйся. Готов к труду и обороне?
Я залпом допил кофе:
— Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!
— Пошли уже, писатель нечесаный.
На лестничной площадке мы столкнулись с соседкой Марьей Ивановной:
— Здравствуй, Герман. У тебя новая девушка? Эх, молодость, молодость. Помню, я в ваши годы…
— С добрым утром, Марь Ивановна. Простите, мы страшно спешим. Заседание у нас профкома. Вот за мной девушку и прислали.
Мы сбежали вниз по лестнице и хлопнули входной дверью.
— А что, это даже мило! — Лера сузила глаза и проскрипела старушечьим голосом. — У тебя новая девушка, Герман?
— Ты чего? Ты поверила этой кошелке? Да она от скуки подыхает, вот и собирает сплетни.
— И этого болтуна я веду знакомиться с моей мамой! — Лера притворно вздохнула. — Может, лучше не надо? А вдруг, ты прикидываешься хорошим, а на деле — Казанова и Ловелас?
— Что значит: не надо? Надо, Вася, надо! Я не Ловелас, но твоя мама купила один из двенадцати стульев Венской работы! Женюсь, ради стула, женюсь! Веди меня в парикмахерскую, внучка Сусанина!
Мы двинулись к остановке. Лера молчала, видно обдумывала гадость соседки. Добрая она, старушка, у нас, душевная, главная по подъезду, в совершенстве умеет так в душу плюнуть, что икается потом месяцами.
— Лера, ну ты чего? Она же это специально. Ну, хочешь, вернемся и скажем ей… Ну, что мы встречаемся?
— Что? — Лера, недоумевая, посмотрела на меня.
— Я про Марь Ивановну.
— Ну да, ты же еще до конца не проснулся, — хмыкнула Лера. — Труд из обезьяны создал человека, а компьютер из хомо сапиенса обратно лепит шимпанзе.
