Разбудил привычный колокол на молитву. С неохотой разлепила глаза, не сразу осознавая, что нахожусь у себя в комнате, а надо мной склонилась Ирри – моя соседка и лучшая подруга в этом страшном, темном месте.
— Проснулась, наконец! – искренне обрадовалась кучерявая девочка и улыбнулась. – Ты долго спала, уже начали подумывать, что же с тобой делать? Мадам Зорина не могла понять, почему ты не приходишь в себя.
Мадам Зорина была одна из самых старших настоятельниц, которая обучала нас некоторым премудростям травничества и целительства. Она не была таким хорошим лекарем, как моя мама или известной знахаркой, как бабушка. Мадам больше почитывала, а на нас практиковалась, чаще уповая на богов, нежели действительно исцеляя. Хотя ее мази иногда, в самом деле, утоляли боли, вызванные очередным наказанием настоятельницы Олисьи.
— По пансиону ходят такие невероятные слухи! – неожиданно поделилась подруга, вплетая в темные волосы черную ленту. – Будто сами боги остановили мадам.
И тогда я вспомнила! Как меня охватила злость, как бросило в жар, а потом я увидела сломанную плеть. В богов послушницы обязаны верить, но не думаю, что кому-то из Великих есть дело до непокорной бесправной девчонки, вроде меня. Моя жизнь зависит не от богов, а от воли лорда Венского. Теперь я это прекрасно понимаю.
Вот только объяснить случившееся не могу. Те эмоции… злость. Ярость. Боль. Могли ли они повлиять на произошедшее? Этого просто не может быть. Во мне никогда не было силы и тем более в роду не рождалось магов. Ведь всем известно, что магом можно только родиться, маги чистокровные.
В тот же вечер я узнала, что дело все-таки во мне. Со мной заговорил огонь! Самый настоящий живой огонь. Оказывается, в нашем камине на втором этаже всегда жила саламандра по имени Огонек. Просто раньше я не могла слышать и видеть её, потому что была обычным ребенком. Как она сама объяснила, иногда сильные негативные эмоции могут зарождать магические способности.
Однако я не спешила с кем-либо делиться своим новым открытием. Ведь не знала, что за этим последует. Я — никто. Единственное, что изменилось после проснувшихся способностей, так это мое поведение. Каждое утро, вставая на рассвете, я послушно шла со всеми на скудный завтрак, а после на молитву. Вела себя очень тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания. Это заметили все: и настоятельницы, и послушницы. Взрослые говорили – наконец-то выросла, одногодки удивлялись – почему вдруг изменилась. В общем и целом все были довольны такой резкой переменой. Все кроме мадам Олисьи, которой теперь все сложнее было найти причину для наказаний. Огонек всегда предупреждала меня о ее приближении, отчего настоятельница все чаще была злой и отыгрывалась на других девочках, ведь не могла поймать меня.
