Но договорить он не успел. Откуда-то с площади перед зданием администрации послышался усиленный громкоговорителем смутно знакомый голос:
— Соловьев! Выходи!
Виктор Александрович нервно вздрогнул и бросил раздосадованный взгляд на окно. Романов глянул на улицу, злорадная усмешка пробежала по тонким губам. Неизвестно откуда возникшая толпа развернула транспаранты перед входом в здание «Соловьев, уходи!».
— Так что, — слегка растерянным голосом закончил фразу мэр, — к осени город может не опасаться нашествия армии любого размера.
В наступившей звенящей тишине слышался лишь усиленный громкоговорителем голос, доносившийся с улицы, призыв к мэру — уйти да крики милиционеров, требовавших от толпы разойтись. Введенный в городе режим чрезвычайного положения запрещал любые собрания, но толпа и не думала слушать увещевания правоохранителей. Среди депутатов глупцов, пожелавших таскать каштаны из огня для Романова, не нашлось. Слишком битые жизнью и опытные люди собрались в Собрании. Романов высоко поднял руку, прося слово. Хочешь, не хочешь, а пришла пора брать инициативу на себя и выходить вперед. Не вставая с кресла, он начал:
— Мой вопрос немного не по теме, я хочу спросить вас, Виктор Александрович, — произнес Романов спокойным и уверенным тоном, глядя в лицо мэру, — до каких пор вы будете прессовать честных бизнесменов и мешать директорскому корпусу вытаскивать город из той клоаки, в которой по вашей, и милости чинуш администрации, очутился город?
Произнеся это, Романов бросил испытующий взгляд на градоначальника, но на лице того можно было прочитать только отстраненное внимание. Соловьев был слишком опытным политическим бойцом, чтобы показывать врагу собственные эмоции.
Зал невольно замер, лишь с улицы доносились усиленные мегафоном дурацкие лозунги да шум толпы. Таких совершенно необоснованных и крутых претензий к градоначальнику никто не ожидал. Директор ГРЭС заинтересованно посмотрел на Соловьева, не все скоту масленица, ну и как он будет выкручиваться из ситуации, когда тебе открыто бросают вызов. Смутные слухи о недовольстве среди бизнесменов доходили и до него, а о брожении умов простых горожан он знал не понаслышке.
«Что, немного власти захотелось, Феденька? А хрен тебе!» — подумал Соловьев с каменным лицом и, намертво сжатыми челюстями, выслушивая несправедливые, с его точки зрения обвинения.
Романов обвел полным праведного гнева взглядом примолкших депутатов, поднявшись с места во весь немалый рост, продолжил обличать мэра:
