Тешась огненным танцем.
Рифмы, наконец, пришли живые и точные – «багрянцем – танцем», но «щекой – судьбой» все еще не удовлетворяет переводчика, «для себя одного» – эквивалент еще не найден, а жест цыгана слишком утяжелен («налег»), да и к чему в таком громадном пейзаже выделять именно жест?
Четвертый вариант строфы – самый слабый, хотя полнозвучными стали, наконец, все рифмы. Но зато первая строка не удалась, пущена в печать только «со зла на себя самого», как сообщил мне переводчик. <10>
Первый скрипку держал пред собой, –
Залит вечерним багрянцем,
Так он играл, будто спорил с судьбой,
Тешась огненным танцем.
И вот пятый вариант, который приведен в настоящем двухтомнике.
Первый на скрипке играл, – озарен
Поздним вечерним багрянцем,
Сам для себя наяривал он,
Тешась огненным танцем.
Кроме всего остального, благодаря «з» – «озарен поздним» – этот вариант лучше инструментован. Так переводчик добивался слитности значения и звучания.
Для воспроизведения столь разных и разнохарактерных европейских поэтов, встретившихся в книге Левика, нужно располагать богатой переводческой палитрой. Галантный и тонкий Ронсар – это одна манера, одна краска. Витийственный и мощный Гюго – другая краска. Угрюмый и одновременно порывистый Бодлер – третья. В одном случае достаточен пастуший рожок или волынка, в другом же случае не обойтись без органа или оркестра. Умение найти соответствующее общее звучание для того или иного поэта или его произведения, найти одновременно с этим нужную краску – большое умение. Но в любом случае надо, чтобы переведенное стихотворение было прежде всего хорошим и даже отличным русским стихотворением. Оригинал должен попасть в руки не ремесленника-копииста, а художника-портретиста. У русских читателей он должен вызывать те же ассоциации, те же образные связи, те же мысли, что и у соотечественников оригинального поэта, говорящих с ним на одном языке. Усилить звучание оригинала не только желательно, но и необходимо. Усиление этого звучания должно быть не произвольным, а в духе все того же оригинала. Усиление это происходит за счет новых возможностей русского языка и стиха, за счет новизны постижения автора. Здесь поэт-переводчик должен быть «с веком наравне», со своим веком. Он должен показать, что его родной язык, его стих способен передать все оттенки иноязычного стиха. Европейские поэты создали образцы, достойные подражания. «Прекрасные стихи – как бы вызов поэтам других народов: показать, что и их язык способен вместить тот же творческий замысел», – говорит Брюсов в статье «Фиалки в тигеле».
