- Ладно, - говорю, - кончаем ликбез и переходим к реальности. Сколько можно выжать из двигателя при той надежности, которую я назвал?
- Это нужно взять самый что ни на есть рассерийный двигатель и "вылизать" у него все, как у кота яйца. Ну, может, поджать чуток, - обозначил уровень форсировки мой приятель четким инженерным языком и подытожил: - В общем, сил девяносто получится, не больше.
- Какая скорость при этом?
- Если на хороших маслах обкатать да на хороших шинах, то, думаю, сто девяносто потянет... Хотя нет, вру. Ты же небось прожекторов да "противотуманок" спереди понавешаешь?
- Естественно! Я разве похож на самоубийцу?
- Тогда только сто восемьдесят.
На этом и порешили, с тем я и вернулся в Москву.
Через неделю, а может и две, звонит мне из международного отдела СЖ (Союза журналистов СССР) референт по Западной Европе некто Владимир Соловьев (ярый, к слову будет сказано, автолюбитель) и спрашивает:
- Что делать будем? Тут из Лиссабона вызов пришел.
- Прекрасно, - спокойно отвечаю я.
- Чего же прекрасного? У нашего начальства идиосинкразия к Лиссабону! Только при упоминании о нем чесаться начинают и нервный тик одолевает. Они небось и забыли, что город так называется - для них Лиссабон табу и прямая ассоциация с недавним пинком.
- Володя, не крути мне... голову! Ты прекрасно знаешь, что делать. Дай нейтральный ответ,- поблагодари и замолкни на год. А так, глядишь, либо осел сдохнет, либо, эмир (или кто там у Ходжи Насреддина?) отдаст Богу душу. - Я в общем-то так и собирался сделать. Напишу, что, мол, в связи с финансовыми затруднениями в этом году не имеем возможности. Так?
- Конечно! Давай действуй!
Кстати, Владимир Соловьев в моей модели пробега был членом экипажа и... главной головной болью. Но об этом я еще успею рассказать (про головную боль), а начну с модели, причем издалека.
Организовывать всякое разное, сколачивать, учить, натаскивать приходилось за свои сорок неполных лет довольно много и часто - нет смысла не только рассказывать, но и перечислять. Если уж и заострять внимание на этой теме, то резонней хотя бы вкратце рассказать о другом. О том, что мои "университеты" по этой части проходили шиворот-навыворот, не от простого к сложному, а сразу с решения задач, где ошибка вполне могла стоить жизни, а то и жизней. Приходилось просчитывать каждый шаг, причем "каждый шаг" в прямом смысле. А было мне тогда лет тринадцать.
Если воспользоваться терминологией братьев Стругацких из их повести "Пикник на обочине", то я уже в шестом классе был своего рода сталкером, а наша "зона" находилась под Ленинградом в районе Мги. Это одно из мест, где прорывали кольцо блокады и шли жуткие бои. Когда же их волна отхлынула на запад, то в "зоне" все осталось как есть - нетронутым болота да топи, островки среди них, а на этих чисто выбритых осколками и перепаханных взрывами островках траншеи, а в траншеях, рядом с ними и вокруг них - 1943 году война, смерть.
