- Что-то я, ребята, никак не пойму, чего это вы тут творите?
Я, как только могу, серьезно отвечаю:
- Это мы тренируемся.
- И долго вы, того, здесь тренироваться-то будете?
- Да нет. Все, уже потренировались.
- А-а, жалко. А то у нас с вами так хорошо получается!
В оставшиеся трое суток на небе что-то сломалось: температура прыгала от плюс пяти до минус десяти, а снежные вьюги то и дело переходили в проливные дожди. За день до старта мы уже настолько устали от этой неразберихи, что даже шутя не пытались предсказывать погоду. Случилось же самое неприятное. Сильные ночные заморозки резко сменились оттепелью, а к вечеру хлынул настоящий летний ливень.
Большие часы тольяттинского стадиона "Торпедо" показывали восемнадцать часов двадцать четыре минуты. Нас с Игорем пускают в закрытый парк (так называется место, где стоят "арестованные" за несколько часов до старта спортивные автомобили). Шлепая по лужам, выходим на рекортановую дорожку и бежим мимо строя спортивных машин, блестящих мокрыми кузовами в ярком свете прожекторов. В машину ныряем одновременно с двух сторон.
- Б-р-р, - говорю я и стряхиваю с комбинезона капли дождя.
Игорь тоже говорит:
- Б-р-р! - отряхивается и произносит фразу, ставшую для нас за последние три дна ключиком к хорошему настроению: - Ничего нет лучше плохой погоды! - Хочет еще чего-то добавить, но видит, что я уже начинаю "входить в роль", и поэтому молчком принимается за свои дела.
Я тем временем внешне ничего особенного не делаю. Спокойно, даже как бы замедленно, включаю зажигание, пускаю двигатель. Он зарокотал, вышел на большие обороты, но потом сбавил резвость. Включаю подсветку приборов, и сразу же в салоне становится уютно. Приглушенный свет шкал меня всегда успокаивает и настраивает на нужную волну. Натягиваю шлем, Игорь, глядя на меня, делает то же самое. Подключаемся к переговорному устройству. Вот теперь я полностью успокоился. Делаю последнее: застегиваю ремни безопасности и надеваю перчатки. Все. Осталось семь минут.
За эти минуты я должен установить внутри себя тот уровень напряжения, с которым надо будет отработать всю гонку - двенадцать с гаком часов. Пусть то, что я скажу, прозвучит высокопарно, но другого, более точного, сравнения я подобрать не смог. В эти минуты пытаешься услышать внутри себя некую симфонию, а может, и не симфонию, а гармонический ряд. Хотя нет - все-таки симфонию. Такую, которая будет звучать ровно столько, сколько длится ралли, - секунда в секунду. Она должна стать эмоциональным ориентиром, по которому выверяется и настраивается внутреннее состояние. Иначе быть не может - собьешься на хаос и суету, растратишь силы и пропадешь. Все это поразительно, но так. Может случиться всякое, в гонке миллионы вариантов, и все не учесть. Нельзя разом охватить всю многосложность предстоящей борьбы, но можно очень тонко в ней ориентироваться, если слушаешь свою "симфонию".
