Что означало появление излучения такого рода, все понимали. План военной блокады области был разработан с впечатляющей быстротой…
Дом действительно оказался недалеко. Квартира находилась на первом этаже – стандартная однокомнатная.
– Располагайтесь, – сказал директор. – Столовая – по улице и налево.
– А кто соседи? – полюбопытствовал я, кивнув на стенку.
– Зырянов, – с запинкой сказал директор. – Имейте в виду, он очень не любит, когда его беспокоят. Если вам что-нибудь понадобится, лучше обратитесь ко мне – вон тот дом с синими наличниками. И вообще в любое время – милости прошу: вы мой гость.
Я принял это к Сведению. Мы попрощались. Первым делом я распахнул окно – воздух в квартире был застоявшийся. Затем разделся, повесил сохнуть насквозь мокрую рубашку и принялся за работу.
Вряд ли здесь могла оказаться микроаппаратура, но рисковать я не хотел и поэтому добросовестно прощупал обои, простукал шкаф, лазал под тахту, собирая на себя многомесячную пыль.
Разумеется, я ничего не обнаружил. Впрочем, микрофоны, поставленные специалистами, я бы обнаружить и не смог. Оставалось надеяться, что их просто нет.
После душа я отдернул занавески на окне. Кусты в палисаднике поникли. Солнце вжало их в землю. На утрамбованной площадке торчали одинокие качели. Шаркая в пыли, прошествовала женщина с тяжелой сумкой.
Трудно было представить, что скоро по этой тихой улице пойдут наглухо завинченные, посверкивающие самонаводящейся оптикой, приземистые, покрытые маскировочными разводами штурмовые танки «черепаха» – замрут на перекрестках, подрагивая невыключенными моторами, а над ними в плотном воздухе через каждые пятьдесят метров зависнут тяжелые армейские вертолеты, и десантники в пятнистых комбинезонах, придерживая на груди автоматы, будут прыгать в горячую пыль.
– Пойдешь или нет? В последний раз спрашиваю, – сказал мальчишеский голос за углом.
– Не знаю, – протянул второй.
– Один пойду. Найду Харлама, и все будет мое. Тебе ни золотинки не дам.
– Поздно очень. Меня дома знаешь как караулят…
По голосам я узнал ребят, которых видел у директора в кабинете.
– Ты что, трусишь, да? Трусишь?
– Ничего не трушу, а заругают.
– Ты же обещал. Берешь слово назад?
– Ничего не беру. Мы же заблудились. Если бы не заблудились, тогда ничего. А так весь поселок смеется, говорят: Монте-Кристо.
– Ну тогда я пойду один, – пригрозил первый. – А всем скажу, что ты струсил Харлама.
– Ничего не струсил. А вот опять заблудимся.
