Поездка в не самое ближнее Подмосковье с иностранцем в советское время представляла собой приключение сродни выезду за рубеж: требовалось особое разрешение, которое каждый чиновник дорожной службы, томящийся на развилке, обязан был проверять. Наше, похоже, было спущено с каких-то заоблачных высот: машину не только не останавливали, но более того, на очередном пропускном пункте навстречу ей из будки, как чертик из бутылки, выскакивал чин, вскидывал руку к козырьку, замирал в почтительности и стоял, как любопытный суслик на задних лапках, пока не исчезал в зеркальце заднего вида, так что домчались мы в одночасье. Роман все пропустил, а не пропустил бы, так не понял, наших безумных правил не ведая. Зато по приезде выспавшийся, свеженький, не поленился меня доконать:
— Вот эта, — кивок в мою сторону, — наотрез отказывалась тебя видеть, еле уломал, — сообщил он Илье Григорьевичу.
А великолепная Любовь Михайловна Козинцева, окинув взглядом и пересчитав в уме нашу компанию, вчетверо преувеличивающую ее ожидания, вместо «Здравствуйте» обронила: «Скатерти не хватит».
В самом деле, обед был сервирован на салфетках.
Кристина
Все упростилось, когда, начиная с 1964-го, Роман стал приезжать с женой. Кристина Поморска, третья его жена, по возрасту располагалась на полдороге между мною и Костей: на три года моложе Кости, на четыре старше меня, на тридцать два моложе мужа, и оказалась ну совершенно, что называется, «в доску своей». Втроем мы частенько отрывались от старших. В отличие от Р.О. Кристина не впадала в эйфорию, напротив, подшучивала над мужем, постоянно ругавшим Штаты и восхвалявшим — если не Советский Союз, то видевшуюся ему сквозь него Россию. К месту, не к месту он отпускал замечания вроде: «В Америке дышать нечем», «весны не бывает, всего полдня в году», «трава не растет», «летчики не умеют посадить самолет комфортно для пассажиров», что Кристина не уставала с насмешкой парировать.
Отношение к нашей стране даже в ее тогдашнем уродливом виде было у Якобсона реализацией найденной им метафоры:
«Россия — мать.
Чехия — первая любовь.
Франция — прекрасная любовница.
Америка — брак по расчету»,
— так обозначал он свои перемещения по Земному шару. Что тут скажешь: мать по определению неподсудна, к матери какие могут быть претензии? Она прекрасна, и все тут.
А Кристина — та родилась в Восточной Польше, к моменту «освобождения» Польши от независимости в 1939-м ей минуло одиннадцать, отец погиб, она вместе с матерью была выслана в Сибирь, ей любить Советский Союз было не за что. Иллюзийона не питала, в отличие от мужа, не умилялась, необольщалась и слежку за собой и Р.О. замечала. Якобсон в Москве был нарасхват, в уникальном качестве «разрешенного международного шпиона» встречался с кучей людей и, естественно, находился всегда под присмотром. Поскольку каждая минута у него бывала расписана, друзей, в том числе нас с Костей, он приглашал ранним утром до начала рабочего дня к завтраку. В это время, с восьми до девяти утра, ресторан гостиницы «Украина» или, в другой приезд, «Москва» бывал почти пуст, однако за одним из ближайших (но нет, не за соседним) столиком всякий раз оказывалась веселая компания, в столь неподходящий час они что-то праздновали и все щелкали фотоаппаратами. Роман отказывался верить, что это снимали, даже не особо скрываясь, его и его гостей. Когда мы возвращались из Тбилиси в Москву, за спиной у него и Кристины помещались два молодых человека, удивительно друг на друга похожие, а третье кресло — единственное свободное место в самолете — оставалось пустым. В том же ряду через проход маялась бабушка с немаленьким вертлявым ребеночком на коленях и все просила кого-нибудь из парней поменяться с нею местами, чтобы ей отсадить непоседу. Молодые люди в ответ тупо мотали башками и прикладывали руки к сердцу в знак извинения: ну никак, мол, при всем желании, нет такой возможности. Настырная бабушка призвала в помощь стюардессу, та высказалась в смысле «занимайте места согласно купленным билетам». «Неужто не ясно, что ребята на работе: следят за нами, слушают, записывают, готовят отчет», — прокомментировала в полный голос Кристина. Стюардесса и парни промолчали, сделав вид, что не расслышали, а бедная бабушка прижала внука к груди и в ужасе от нас отвернулась. Забавно, что при нашей привычке везде видеть государево око опричников случались ошибки и противоположного характера. О прибытии Романа Осиповича в Тбилиси встречавшие рассказывали так: «Появился профессор Якобсон, за ним — двое в штатском» — «Нет, что вы, они как раз наоборот!» — возражали более осведомленные. «Двое в штатском» (поясню для младшего поколения: так называли за глаза переодетых гэбэшников) в данном случае были Константин Богатырев и Борис Успенский — в самом деле, как раз наоборот.
