Позвонил Шкловский, отец поделился новостью, В.Б. немедленно примчался — характерно для добрых нравов того времени: если в доме беда, полагалось тот дом посетить в знак сочувствия. Только В.Б. пришел не сочувствовать, он пришел воевать. Остановился в дверях нашего и без того разоренного войной жилища: когда взрывной волной обрушило стену дома и внутренность квартиры на первом этаже обнажилась, из нее постепенно вынесли все, кроме неподъемного, на массивных квадратных обитых медью ногах обеденного стола мореного дуба, принадлежавшего моему деду, тульскому фабриканту, купцу 1-й гильдии, и королевских размеров шкафа того же происхождения — стронуть его с места мародеры не смогли, растащили то, что в нем находилось. Наружную стенку здания восстановили, но ничего из предметов домашнего обихода купить или иным способом раздобыть в то время не было возможности, так мы и жили: в пустоте да не в обиде, с обеденным столом на двенадцать персон и бездонным шкафом, в котором нечего было хранить. Стол, в несколько раз сложенный — столешницы как-то хитро убирались внутрь — и прикрытый скатеркой, в глаза не бросался, а шкаф так и сиял своим купеческим великолепием: широкими боками, стеклянными и зеркальными вставками, медной инкрустацией. Мама его терпеть не могла, до войны все собиралась от него избавиться, да не собралась, после войны сокрушалась, что его не украли, меня уверяла, что шкаф установили раньше стен дома, и я тому верила.
Виктор Шкловский окинул местность напряженным взглядом полководца. Расправил плечи. Стал выше ростом. Поднял, нет, простер руку. Указующим перстом ткнул в направлениимастодонта. Под его взглядом шкаф съежился и утратил свою неприступность. В.Б. строго его окликнул:
— ШКАФ!
И, к нам обернувшись, резко, грозно, по слогам:
– РА! ЗО! БРАТЬ! — что в моих ушах отдалось эхом: «Орудие к бою!», «Полк, в атаку!».
Великий человек велик во всех своих проявлениях. Одного взгляда хватило В.Б., чтобы понять: несдвигаемый шкаф разбирался на составные части, как игрушка из детского конструктора. Он был скреплен могучими болтами, могучие гайки, не проржавевшие на протяжении жизни двух поколений, послушнои с удивительной легкостью поддавались крепким пальцам В.Б., петли, на которых держались гигантские двери, отщелкивались с помощью столового ножа. Мы с мамой едва успели подхватить ту, что с зеркалом, и вытащить какую-то мелочь изнутри, как Виктор Шкловский превратил монстра в стопку плотных гладких досок, их не без труда, но успешно распихали в других комнатах по углам и под кроватями.
