— Детка, на этой кровати поместится половина моей команды. Расслабься. У нас еще одна проблема, — произнес Мика задумчиво. — мы не можем все эти две недели изображать платоническую любовь. Мы оба молоды, и изображать супругов в счастливом двадцатилетнем браке будет как-то странно. Я как-то не подумал об этом, но…
— Ты о поцелуях? — переспросила я, по-прежнему не открывая глаз. — Говорила мне Сьюз, что ты озабоченный и хочешь затащить в постель все, что двигается и имеет грудь…
— У тебя член в штанах, на кой черт мне мужик? — огрызнулся Блондин.
— Ты дубина, Каллахен, — отозвалась я. — И целовать я тебя не стану. Да я лучше гориллу поцелую, чем тебя! — я открыла глаза и села на кровати, скрестив ноги по-турецки. Ясное дело, ранее я уже думала о том, что мне придется при Аароне и Джес находиться очень близко к Блондину, возможно, обнимать его или просто прикасаться. Но вот мысли о чем-то более тесном усиленно гнала прочь. На самом деле я искренне надеялась, что мы и без этого обойдемся, потому как целовать Мику Каллахена мне абсолютно не хотелось. Просто потому, что это станет очередной галочкой в его списке, а я не могла позволить такому вот так вот случиться.
— Это будет выглядеть очень странно. Подумай сама. Я Мика Каллахен, что обо мне подумают?
Я поймала его взгляд поверх ноутбука и пожала плечами.
— Эгоист, — не утерпела от шпильки я. — Вечно только о себе и думаешь. Или о том, что о тебе скажут другие. Нельзя так относиться к окружающим, как ты это всегда делаешь. Знаешь, как это называется? Моральное уродство. Ты хоть раз о других подумал? О девушках, которых ты меняешь как носки, уж прости за сравнение; о девушке, с которой ты развлекаешься в собственной машине, и о том, нравится ли ей потом чувствовать себя использованной? Ведь ты же поиграл и все, надоело. Или хотя бы о том, что у каждого человека есть эмоции и голова на плечах, и собственное мнение о тебе самом? — я говорила едко, но спокойным голосом, что на самом деле ударяло по самолюбию больше, чем истеричные крики. Я рубила правду, и это наверняка было не очень приятно. Я никогда не говорила это ему в лицо. Никогда раньше.
— Ты уже так разбираешься в людях? — у Мики брови встали домиком, он с щелчком захлопнул ноутбук и так зло глянул на меня, что я с трудом удержалась, чтобы не отвернуться. — В свои несчастные двадцать?!
Ну вот, начинается переход на личности.
— Мне двадцать один! — отрезала я.
— Да неужели? Напомнить твою дату рождения на правах? Не надо мне тут нотации читать, что правильно, а что нет. Это не твое дело.
