Служанка уже принесла завтрак и беспокойно стучалась в спальню с просьбами разрешить войти.
– Леди Фрейм, – доносилось из-за двери, – вы в порядке?!
Ответить я смогла лишь невнятным:
– Угу. Заходи.
Нима, молодая полненькая оборотница-медведица, грузно прошла в спальню и поставила на прикроватный столик поднос с дымящейся яичницей.
Мой голодный желудок заурчал, а организм, подгоняемый желанием поесть, активно поспешил проснуться.
Я уже потянулась к полной тарелке, но медведица ненавязчиво протянула мне стакан с зеленоватой бурдой.
– Сначала лекарства, приказ леди Фрейм, – строго сказала она, имея в виду мать Лайонела.
С горестным вздохом я выпила предложенное, поборов при этом накатившую тошноту, и только после этого, отдышавшись, вонзила вилку в долгожданный завтрак.
– А где сама леди? – спросила я, ведь обычно утреннюю процедуру с выдачей мне снадобья проводила свекровушка.
– С утра покинула дом. Сказала, вернется после обеда.
– Не уточнила куда?
Нима покачала головой:
– Госпожа не отчитывается перед слугами.
Пока я ела, медведица, в ожидании опустевшего подноса, принялась вытирать пыль в комнате. Я лишь следила взглядом за перемещениями ее грузного тела.
Обычно Нима не занималась уборкой. Довольно неповоротливая, она, как правило, обреталась на кухне, где готовила пищу. Однако иногда грязная работа все же находила ее, и оборотнице приходилось шуршать по дому.
Дойдя до моего туалетного столика, к которому я подходила все реже – не до косметики мне в последнее время было, – Нима принялась вытирать скопившуюся пыль под многочисленными пузырьками, банками с кремами и палетками. Она энергично возила тряпкой, приподнимая то один, то другой предмет со столика так, что трельяжное зеркало опасно шаталось, а я всерьез забеспокоилась, что сейчас оборотница что-нибудь да расколет.
Так и вышло: убравшись до конца и уже удаляясь от столика, Нима развернулась и неудачно задела рукой все те баночки с косметикой, под которыми так тщательно уничтожала грязь.
Я пронаблюдала за эпичным полетом к полу десятка разных склянок-тюбиков и даже зажмурилась, представив, что сейчас будет.
Раздался звон бьющегося стекла.
Аккуратно приоткрыв глаза, лишний раз убедилась, что Ниму к уборке подпускать нельзя.
Все, что могло разбиться, лежало разбитым вдребезги. Вонючей лужицей расплывались и смешивались между собой ароматы духов, а посреди этого великолепия валялось несколько непострадавших банок крема, и…
Я задержала дыхание. И треснутый флакон лжепротивозачаточного зелья, про который я уже несколько месяцев как забыла.
