В тот вечер, связав меня крепче обычного, Анвер проглотил почти всю оставшуюся в горшке еду и крепко заснул на несколько часов. Проснувшись, он посмотрел на хмурое небо, вновь сыплющее на нас свой мелкий холодный дождик, на луну, едва просвечивающую сквозь тучи, и пододвинулся ко мне. Наклонившись, он сказал по-английски:
– Мне холодно и в то же время я горю, благородный лорд. Я сгораю от любви.
Монологи такого жанра могли бы добавить некоторое разнообразие в романы моего биографа, но читатели восприняли бы их как несуразность. Они забывают, что в жизни люди часто поступают именно так, как написано в книгах.
Я ничего не ответил. Ноли обнял меня и на короткое время замер, прижавшись всем телом. Он весь дрожал. Я вздрогнул, когда он провел своим языком по моему позвоночнику сверху вниз. Потом его рука скользнула подо мной и принялась ласкать мой член. Он крепко сжал его ладонью и стал медленно водить ею вперед, назад. Медленно и ласково, вперед, назад, вперед, назад… Жар его дыхания на моей шее, тепло руки вокруг моей плоти и теплые волны, проникающие сквозь одежду от его разгоряченного тела, все это грело и было скорее приятным.
У меня не было случая предаваться подобного рода сексуальным развлечениям со времен, пожалуй, моего отрочества. Я жил тогда среди больших антропоидов, которые позволяли своей молодежи предаваться сексуальным опытам любого рода до той поры, пока те не объединялись в пары. Как только у нас появилась способность к эрекции, я с моими мохнатыми друзьями быстро взяли в привычку тыкаться друг другу в прямую кишку и сосать друг у друга задолго до того, как у нас стала вырабатываться сперма. Самочки играли с нами и делали то же самое между собой. Однако мохнатые спутники игр моего детства имели размеры пенисов более чем скромные. Взрослый самец антропоида вырастает до роста в метр восемьдесят и весит около сотни килограммов, но его пенис в состоянии эрекции не превышает пяти сантиметров.
Прежде, чем у меня появился пух на лобке, мой кг (как эти обезьянолюди называют его на своем языке) стал приводить в восхищение все стадо. Позже он стал предметом вожделения всех самок и ревности среди самцов, что служило для меня источником многих проблем.
Когда у меня появилась способность к эякуляции, я еще продолжал заниматься сексуальными забавами с подростками обоих полов. Как написали бы строгие викторианцы: «предавался содомскому греху, будучи попеременно то активной, то пассивной стороной». Сосал сам и давал сосать другим. Конечно, это не было нашим главным времяпрепровождением, так как, кроме того, мы играли во все игры, которые существуют у молодых приматов (в том числе и у людей): бегали, дрались, боролись, играли в прятки, издевались и дразнили стариков, охотились на грызунов и насекомых, разоряли птичьи гнезда, играли в «пантера-я-тебя-убил» и в прочие подобные игры. Но каждый день мы посвящали нашим сексуальным играм, как минимум, по полчаса, не прячась от взрослых, которые никогда не мешали нам.
