Калибан достиг вершины в то же время, что и я. Мы встали, как тихо приказал нам Глашатай, бок о бок, напротив Аи-не-ны, сидящей по ту сторону стола. Ее лицо стало еще более морщинистым, чем то, которое я хранил в воспоминаниях о ней. Будто время сжало кожу ее лица в комок, как старый использованный бумажный мешок, который собрались выбросить, но потом вдруг передумало, встряхнуло, расправило и разрешило попользоваться им еще. Но в самом центре маленького, сморщенного, будто печеная картошка, лица неожиданно молодо и ясно сверкнули ее не потерявшие глубокого голубого цвета глаза. И как же они были глубоки! Глядя в них, казалось, будто тысячелетия прошли мимо нее, не коснувшись, утонув в бездонной синеве этих магических глаз. Было в ней. что-то от загадочного сфинкса. И еще другое, чего не выразишь словами, нечто неуловимое, а потому еще более пугающее, отличие. Аи-не-на и трое других из Девяти были единственными человеческими существами, в присутствии которых я испытывал страх. Впрочем, может быть, они не были настоящими людьми. Человек, который прожил более тысячи лет, быть может, становится больше – или меньше – чем человек.
Послышался голос Аи-не-ны, тихий хриплый шепот. Она говорила на английском, в котором слышалось далекое эхо языка, угасшего задолго до бронзового века.
– В чем причина вашей распри, Грандрит?
Я был удивлен, что она не знает. Она должна была бы быть осведомлена об этом гораздо лучше меня, так как наверняка прекрасно знала все, что касалось Калибана. И вдруг у меня возникла мысль, не были ли случаем Девять ответственны, хотя бы частично, за то извращение, которое проявилось у Дока и меня.
Глашатай громогласно повторил вопрос Аи-не-ны, и слова его отразились от далеких стен грота и вернулись назад, будто невидимые летучие мыши.
– Калибан напал на меня без какого-либо повода с моей стороны, – ответил я.
Углом глаза я заметил, как бронзовый силуэт сбоку от меня слегка вздрогнул.
– Это правда, Калибан?
Глашатай выкрикнул эти слова во всю мощь своих легких.
– Нет. Он лжет.
Глашатай, будто гигантский мегафон, повторил:
– НЕТ! ОН ЛЖЕТ!
Эта крикливая разновидность речитатива и эхо, постоянно возвращающееся незримыми летучими мышами, начинали серьезно действовать мне на нервы. Я чувствовал, что сейчас взорвусь и потеряю над собой всякий контроль. В обычное время такие вещи не произвели бы на меня ни малейшего впечатления. Но все объединилось, чтобы сделать меня ненормально восприимчивым: необычный ход церемонии, обещающий иметь неожиданное продолжение, и не исключено, что весьма неприятное для меня; иррациональная ненависть Калибана; мое нетерпеливое желание убить его и устранить с моего пути, а затем как можно быстрее вернуться в Англию и поспешить на помощь Клио.
