И хотя несколько минут назад я было смирился с судьбой и намеревался подождать решения своих хозяев, острые ощущения несправедливости заточения внезапно изменили меня. Тайная ли алхимия моей психики превратила свинец безразличия в золото честолюбивых желаний? Или дуновение женской красоты?
Я повернулся к Данусу:
— Ты очень добр, и дни мои здесь полны счастья. Но я из породы людей, которые жаждут свободы больше всего остального! Я попал сюда случайно, но, очутившись здесь, вправе ожидать такого приема, какой оказали бы тебе в моей стране при подобных обстоятельствах.
— Какой же это прием?
— Право на жизнь, на свободу и борьбу за собственное счастье.
Я подумал, что не следовало упоминать о парадных обедах и ленчах, триумфальных парадах и репортажах по радио, ключах от городов, пресс-конференциях и фотографированиях, о кинорепортерах — цене, которую ему, несомненно, пришлось бы платить за жизнь, свободу и борьбу за счастье.
— Дорогой друг, неужели ты считаешь себя пленником здесь! — воскликнул он.
— Несомненно, Данус, — ответил я, — и никто не знает этого лучше тебя.
Он пожал плечами:
— Извини, но что делать, если ты ощущаешь себя так, Карсон?
— Как долго это еще продлится? — потребовал я конкретного ответа.
— Джонг есть джонг. Он пошлет за тобой, когда ему будет угодно. Пока давай дружески относиться друг к другу, как раньше.
— Надеюсь, они никогда не изменятся, Данус, — ответил я, — но попробуй объяснить Минтепу, что я не могу принимать его гостеприимство слишком долго, пойду своим путем.
— Не надо пытаться, друг мой.
— Почему?
— Ты не пройдешь больше чем дюжину шагов от комнат, которые отведены тебе.
— Кто меня остановит?
— Воины, дежурящие в коридоре, — объяснил он. — Они имеют приказ от джонга.
— И ты все еще утверждаешь, что я не пленник?! — воскликнул я с горьким смехом.
— Извини, но ты сам поднял этот вопрос, — произнес он. Иначе ты никак не мог бы об этом узнать.
Итак, здесь действительно чувствовалась стальная рука, но в мягких перчатках. Оставалось надеяться, что она не принадлежит волку в овечьей шкуре. Положение было незавидным. Побег был бессмысленным — на Венере нет места, куда можно отправиться. Но я и не собирался покидать Вепайю — мне бы хотелось видеть девушку из сада. Казалось, что я уже не могу жить, не любуясь ее чудесным лицом и фигурой.
