Причем, сам батон он не резал, а просто отламывал, вероятно, не желая терять драгоценного времени, а вчерашнее, наверное, уже подкисшее молоко торопливо отхлебывал прямо из горлышка - так, что одна-две белые струйки скользнули по подбородку.
- О!.. Это - то, что требуется!..
Он был вообще какой-то грязноватый, оборванный, словно все последние дни ночевал на чердаках и в подвалах, серую брезентовую штормовку его явно с чужого плеча перечеркивали следы мазута и ржавчины, а на складках локтя, где она была кое-как, неумело заштопана, будто высохшая слюна, поблескивали ниточки паутины.
И такая же ниточка паутины поблескивала на заношенных облегающих джинсах.
- Не обедал по-человечески уже две недели!..
Впрочем, спутник его, которого он называл Крокодилом, при сравнении с ним выглядел нисколько не лучше - в самом деле напоминая ленивого аллигатора удлиненным своим, крупно-пористым, нездоровым лицом, сильно стянутым, наверное от рождения, к острому подбородку; все лицо таким образом было скошено на затылок, а прикрытые дряблыми веками, выпуклые глаза, словно два бугорка, возвышались над переносицей. То есть, действительно крокодил. Даже вытертое зеленоватое приталенное его пальто, отвисающими карманами свидетельствующее о неустроенности, походило на чешую безмозглой мерзкой рептилии: оно тоже было ужасно затаскано и, как штормовка у Франца, испещрено следами мазута, но если штормовка, судя по ее внешнему виду, все-таки иногда, наверное, стиралась и чистилась, то многолетняя суровая грязь на пальто явно уже навсегда срослась с драповой тканью - пропитала все швы, повидимому, до подкладки, и уничтожить ее можно было, только уничтожив саму материю.
Даже странным казалось, что кто-то носит такую замызганную одежду. Тем не менее, Крокодил явно чувствовал себя в ней довольно уютно: тоже, подхватив со стола чайную ложечку, начал быстро-быстро вычерпывать томатный соус из банки, губы его, пошвыркивая, вытягивались, точно у Дуремара, заскорузлые пальцы пихали в расщелину рта огромные корки хлеба, черная засаленная окантовка воротничка, вероятно, его ничуть не смущала, он лишь изогнулся, как ящерица, на мгновение сморщившись, и все той же несчастной мельхиоровой ложечкой, правда, выпачканной уже в томате, облепленной мелкими крошками, почесал себя между лопаток - выдохнув с мучительным наслаждением.
Объяснил - на секунду застыв и прислушиваясь к ощущениям:
- Щекотно... Ползает кто-то...
