.
При социализме мог быть только один субъект экономической деятельности, которому угрожала деятельность коалиции, намеренной приватизировать часть средств производства, — сама сторона, осуществляющая исполнение прав собственности, то есть государство. Очевидно, что в этом случае мотивация к использованию суровых санкций более сильна. С другой стороны, поскольку преобладающее число субъектов экономической деятельности останется равнодушным к исходу борьбы между государством и конкретной группой влияния, систему окажется гораздо сложнее сохранить не применяя жестких судебных мер. Советское правительство при Михаиле Горбачеве получило возможность на практике убедиться в силе этой логики19.
Однако и в условиях коллективной собственности, осуществляемой тоталитарным государством, общее правило, изложенное выше, оставалось справедливым. Стабильность институциональной системе дает не столько угроза санкций, сколько негласно подразумеваемые отношения обмена. Механизм такого обмена создает тоталитарная партия: «Когда система функционирует эффективно... партия обеспечивает поддержание «негласного контракта» в вознаграждении за преданный труд, чтобы руководителям в правительстве, министерствах или в партийной иерархии не приходилось отступать от негласных обещаний, данных подчиненным. Таким образом, Коммунистическая партия занимает место осуществления прав собственности для решения проблемы взаимного доверия при обмене в отсутствие прав собственности, основанных на законе» [109, с. 866]. Это приводит нас к еще одному крайне важному различию между частными правами собственности и правами собственности в тоталитарном государстве.
Институт тоталитарной партии в условиях плановой экономики и в самом деле можно считать в каком-то смысле эквивалентом института денег в рыночной экономике. Если мы будем использовать широко распространенное определение прав собственности как прав на остаточный контроль, мы можем сказать, что право собственности, которое разрешается осуществлять отдельному члену общества по отношению к коллективизированным средствам производства, полностью определяется его или ее положением в иерархии Коммунистической партии. Однако здесь имеется и определенная трудность, связанная с тем, что эти остаточные права контроля полностью отделены от формального владения ими и, таким образом, могут быть легко отчуждены. Одним из ключевых вопросов развития тоталитарной экономики была непрекращающаяся борьба между конечными владельцами (представителями высшей государственной власти) и членами номенклатурного класса профессиональных менеджеров, стремившихся к упрочению своего фактического владения собственностью. Когда развалился Советский Союз, эту битву в конечном итоге выиграла номенклатура, и эту победу мы описали в нашей ранней статье как экономическую суть революции 1991 года в России [115].
