рассмотрела.
Коти поменялся в лице, стал бормотать какие-то извинения. Она стала шептать
ему, что хочет уже уйти, причем, так громко, что мы все услышали. Виктор
предложил ей выпить чая, но она даже не посмотрела в его сторону, а просто
повернулась и вышла во двор, Коти бросился следом.
Мне стало ужасно неудобно за брата, мои уши стали гореть. Я понимала, что он
не пара этой девушке, но он сам будто не понимал этого или так сильно увлекся, что потерял голову. Ужасное подозрение прокралось ко мне после мысли о
потере головы. С головой Коти и так не все было в порядке. Я наспех оделась,
все-таки поздняя осень давала о себе знать сильным ветром и промозглостью и
кинулась за братом. Он вышел вслед за Миленой не больше получаса, и я
надеялась, что он не успел натворить бед.
Брат стоял у пристройки и курил.
- Где Милена?
Спросила я.
- Ушла.
Ответил он и вновь затянулся. Я впервые видела брата в таком состоянии. Он
был словно в истерике. Уголки его губ подрагивали, взор блуждал, не
сосредотачиваясь на конкретной цели. Он смотрел будто сквозь меня.
- Она ведь не ушла?
Коти кивнул.
- Я не смог дать ей уйти.
- Отпусти ее.
Попросила я, отлично понимая, что он никогда не исполнит эту мою просьбу.
- Если отпущу, то она больше не придет.
Убитым голосом произнес он. Я закивала, будто одобряя его логику.
- Это будет жалко. Мне она тоже понравилась.
- Она ведь такая неземная, - согласился он, - Она бы ни ногой в нашу дыру. Но я
сказал ей, что у меня есть автограф Мадонны. Пусть побудет пока у нас, второго
шанса у меня не будет.
Нервно улыбаясь, заключил брат.
- А может, если отпустишь, придет?
- Нет. Не придет. Я ее чем-то разочаровал. Да и поздно уже. Если ты не хочешь
видеть здесь полицию.
- Что ты сделал?
- Слушай, может, с чернолапкой поиграешь? Не лезь в дела старших!
Коти щелчком отправил окурок в полет и пошел к своему жилищу.
- И не суйся к нам.
Крикнул он мне в след угрожающим тоном. Но я бы и сама не осмелилась.
Засыпала я тяжело. Мне все мерещился образ Милены, избитой и покалеченной,
лежащей в крови и молящей о пощаде. Я зажмуривалась и пыталась прогнать
это наваждение, я гладила мягкую шерсть чернолапки и старалась думать о чем-
то хорошем. О том, как я пойду в школу, я надеялась, что меня туда возьмут, ведь к моим четырнадцати годам я умела лишь читать и кое-как писать, а о
других науках лишь слышала от мамы, и от мамы узнала, что не очень-то они и
нужны. Думала о том, как встречу красивого и умного парня, который будет
