– Как вы можете сидеть там и смотреть... И этот запах... – он содрогнулся.
– Дело привычки, – ответил я.
– Как это? – Он широко распахнул глаза. – Вы что, видели много подобных случаев?
– Я участвовал в допросах. – Я пожал плечами. – И поверьте мне, что это ещё хуже, поскольку там вы имеете дело с живым, страдающим человеком, а не с трупом, как здесь.
– Вы говорите так, будто сочувствуете тем, кого допрашиваете. – Он открыл глаза ещё шире.
– Я должен ненавидеть грех, а не грешника – объяснил я спокойно. – А скажите, кто более достоин жалости, как не человек, который сбился с пути Господня?
– Вот как, – удивился он.
– Но хватит, однако, обо мне, скажите лучше, знали ли вы эту девушку?
– Во дворце столько слуг, что можно запутаться, пытаясь запомнить их лица или имена, – сказал он. – Но да, её я помню. Недавно госпожа маркграфиня разговаривала с ней при мне о каком-то платье. Ну, она скорее ругалась, чем разговаривала, потому что девчонка что-то испортила. Она даже расплакалась.
Я понял, наверняка правильно, что расплакалась Екатерина Кассель, а не маркграфиня фон Зауэр.
– Я слышал, что она была красива и молода? Это правда?
Он прикрыл глаза, словно пытался увидеть под веками образ из прошлого.
– Насколько я помню, да, – ответил он наконец. – Но если вы хотите узнать больше, расспросите других портних. Я мог бы вам порассказать о придворных барышнях. – Он улыбнулся. – Но что я могу знать о девушках из швальни?
– Конечно, – ответил я.
– Что же вы собираетесь делать теперь, если мне позволено знать?
– Отдам приказ арестовать владельца этой трущобы, потом его допрошу.
– Ах! Это значит, что у вас, наконец, есть подозреваемый?
– Возможно.
Конечно, этот человек был в той же степени подозрительным, как и все жители города. Может, даже меньше, ибо у него за плечами было, по крайней мере, шесть десятков лет, он не доставал мне и до плеча, а с виду напоминал питающегося кореньями пустынника. Каким чудом человек с подобной комплекцией мог справиться с молодыми, сильными девушками? Но мастер Кнотте кого-то хотел и должен был арестовать, так что жребий пал именно на этого несчастного.
***
– Знаешь, что эта баба посмела мне сказать?! – Гремел Кнотте.
Его щеки покрылись кровянистыми пятнами, и я подумал, что он выглядит так, будто его прямо сейчас кондрашка хватит. Не то, чтобы я был против подобного оборота дел...
– Она сказала, чтобы я не смел арестовать невиновного, внушить ей, что это Мясник, и испариться с гонораром. Вот мерзкая ведьма!
