Баграмов бежал мимо недостроя, когда заметил у входа в здание какие-то фигуры. Там происходила какая-то борьба, кого-то затащили внутрь. Баграмов осторожно двинулся следом. Вошел, стал подниматься по лестнице. На одном из этажей услышал голоса. Когда выглянул из-за перегородки, увидел такую картину. У края площадки столпились девять человек, парни и девушки. Все они были в масках. А посередине стояла практически голая таджичка — прикрывалась обрывком халата. Это была Лейла — та женщина, что сидела рядом с водителем в кабине мусоровоза, сбившего Алину Русанову.
— Я ничего не видела! — кричала она. — Я в машине спала! Я не знаю!
Тут один из парней выдрал у нее из рук обрывок халата, а другой голосом Барковского сказал:
— Мы знаем, что ты виновата. Ты убила нашу подругу. И мы казним тебя по нашему обычаю. Ты готова умереть? Или расскажешь нам все?
Он сделал знак, и остальные сделали шаг, приблизившись к жертве.
— Я расскажу! Расскажу! — закричала Лейла. — Мне запретили, но я расскажу! Там была еще одна! Еще одна!
Шорина, стоявшая дальше всех от Лейлы, стащила маску — ее тошнило. И в этот момент Баграмов заорал не своим голосом:
— Полиция! Всем стоять, полиция!
— Спарта, алале! — крикнул Барковский, и все бросились врассыпную.
Учитель физкультуры вбежал на опустевшую площадку, набросил на Лейлу свою спортивную куртку.
— Вот сволочи! — бормотал он. — Вот фашисты! — И уже Лейле: — Идем скорей, простудишься!
…Крюков закончил записывать показания Баграмова, спросил:
— Это были точно они?
— Что я, голоса не узнаю? А Шорина-то шапку сняла… Я в темноте вижу хорошо, как кошка…
— Ладно. И вы с Лейлой пошли в полицию?
— Куда там! Она от меня как свистанула… Куртку унесла… Хорошая куртка, я специально для пробежек покупал…
— И что было дальше?
— Дальше я взял этого их фюрера, Барковского, за грудки. Сказал, что все расскажу директору. Что в полицию пойду. А он… он…
Учитель физкультуры вдруг всхлипнул.
— Оказалось, что у него на меня полное досье. Откуда?! Но это ж скандал! Люда… То есть Людмила Михайловна под следствие могла угодить. Хотя меня ни один суд не осудил! Это все сплетни! Но если бы он это досье… Я не решился, понимаете? Я их побоялся. И сбежал поэтому от вас. А потом запил… И тут так стыдно стало! Решил рассказать…
Крюков присел на корточки, заглянул ему в глаза:
— Так расскажи, раз решил! Что было в тот день? Почему Истомина так поступила? Я не могу никого привлечь за какой-то спектакль на крыше. Ни один прокурор за это не впишется. Но если это они убили Истомину… Они ее вынудили? Или выбросили, толкнули? Говори же ты, трус! Они?!
