— Цвети, мой ад!
— Вот именно — ад. Я не знаю, какое значение придавал здесь поэт аду, но это выглядит как противопоставление райскому саду. Автор понимает, что получил наказание вместо блаженства. Но отмотать назад и переиграть уже не может. Сад вырос.
— Но сад еще цветет…
— Видимо, он чувствует — плоды будут горькими.
— Эдик, спасибо тебе. Созвонимся!
Кто же ты такой, Антиной? И где искать тебя?
Накануне Инга перерыла весь Интернет, но безуспешно: по вашему запросу ничего не найдено. Первый подозреваемый в краже либретто не оставил никаких следов, кроме этого короткого стихотворения.
Она скосила глаза на телефон. 13:48. Подумала немного и решилась: открыла ноут, подцепилась к Сети, перебрала закладки и нашла сохраненный линк загадочного Indiwind.
Написала: «Хочешь помочь, найди автора: Цвети, мой сад, мой ад, еще, еще, еще… Это тест».
Потом написала эсэмэс Штейну: «Интервью для „Маскарада“ с Подгорецким подтвердили. По деньгам норм. Жду у Красных ворот в 17:00».
Наконец встала, потянулась.
Как же приятно вернуться к нормальной работе!
Инга набрала на домофоне номер квартиры Агеева. Дверь открылась без лишних вопросов.
— Замечательный у нас дворик, правда? — Он уже стоял в проеме двери, улыбаясь одним голосом. Инга догадалась, что он наблюдал за ней из окна. — Инга, правильно? Я Игорь Дмитриевич! Прошу вас.
Она оказалась в тесной прихожей, совсем темной, похожей на пещерку.
— Спасибо, что согласились со мной встретиться, Игорь Дмитриевич. — Инга остановилась в нерешительности, не понимая, надо ли ей снимать ботинки. На светлом линолеуме не было ни пылинки.
— Проходите в комнату и не вздумайте разуваться. — Он опять улыбнулся. — У меня не так часто бывают гости, особенно такие симпатичные.
Она взглянула на него.
А в жизни он выглядит гораздо старше, чем в кадре. Магия экрана!
Чуть выше среднего роста, худощавый, волосы редкие, с сильной проседью. Он чуть наклонил голову, приветствуя ее, и она заметила обвисшие складки кожи на шее — как у человека, потерявшего вес за короткий срок. Инга протянула ему руку. У него были длинные прохладные пальцы, от рукопожатия осталось ощущение покоя и безопасности.
В комнате был накрыт журнальный столик: две белые фарфоровые чашки с нарисованной сбоку веткой сирени, такой же заварочный чайник, в хрустальной вазочке печенье и пряники. Под блюдцами лежали застиранные салфетки. Инга поблагодарила и села, расправила под собой клетчатый плед, которым был закрыт продавленный диван. Агеев сел в кресло, привычным движением вернул на место деревянный потрескавшийся подлокотник, который, видимо, давно сломался.
