Молодая вдова | страница 27
— Я приехал, как только узнал последние новости. Ваша светлость, разрешите принести свои соболезнования. Уход вашего супруга из жизни, безусловно, большая потеря для всех нас.
После этих слов виконт учтиво поклонился, взял Мартинику за руку и поднес ее к своим губам. Сердце девушки пропустило удар, и она почти утонула в таких знакомых ей изумрудно-зеленых глазах. Тряхнув головой, вдовствующая герцогиня отогнала от себя это наваждение и, наклонившись к нему, чуть ближе, чем позволяли правила приличия, Мартиника произнесла шепотом:
— На большее чем чердачная комната, можешь не рассчитывать!
При этих словах она резко развернулась, и направилась в сторону столовой, чуть не столкнувшись с мистером Уорнером, как раз спустившимся с лестницы и двигающимся в том же направлении.
«Неужели Уорнер все видел?.. Ну и ладно, он все равно не в курсе того, что происходит в этом доме. Вряд ли лорд Уэльс привез бы с собой конкурента» — пронеслось в голове Мартиники. Озабоченная своими мыслями, она не видела довольной улыбки виконта Ландмана: «Она меня не забыла! Ей Богу, я еще что-то значу для нее».
Распорядившись поставить к столу еще один прибор, Мартиника присоединилась к гостям.
— Кто-то еще приехал? — поинтересовался в замешательстве Джаспер, который, по-видимому, единственный не присутствовал на семейном совете после похорон. Он как раз развлекал дочерей графини Кентервиль историями времен своей учебы в военном училище, естественно, опуская из виду все грязные подробности. В итоге, курсанты выходили у него эдакими белыми и пушистыми ангелочками, страдающими от переменчивого характера госпожи Фортуны.
— Виконт Ландман решил почтить нас своим присутствием, — безразлично ответила ему Мартиника. Пока Джаспер пребывал в замешательстве, переваривая информацию, Мэри радостно воскликнула и бросилась на шею, только что вошедшему в столовую мужчине:
— Эдуард! Как я рада тебя видеть!
Мартиника не могла осуждать леди Кентервиль за сердечную привязанность к виконту, в конце концов — он был кузеном ее мужа, близнецы его обожали. К тому же, Мэри не в состоянии была помнить плохое, в ее доброй душе не было места для старых обид и злости, она могла оправдать любой неприглядный поступок, когда-либо совершенный человеком.
— Дорогая, осторожней, не то я приревную тебя и буду вынужден вызвать виконта на дуэль. Все знают, какой плохой я стрелок, он наверняка меня пристрелит. Ты останешься вдовой, и всю оставшуюся жизнь тебя будет мучить совесть.