— Срежет — согласился стриженный. — Еще будет пиздеть, что заказывал только одну жирную, а мы тащим ему аж двух. За это тоже может снять. Типа, заипешься их кормить, они ж жрут сильно много…
— Да хрена с два он их кормит, — очкастый дернул щекой, тоже оглядываясь на Яну, которая с трудом сдерживала тошноту. — Он потому жирных заказывает которую ходку, что жрать им почти не дает.
Долговязый удивленно хмыкнул.
— Че, правда?
Очкастый поморщился.
— Правда. У него шлюхи мрут быстрее, чем охотники, из свежих. Ну, кроме двух-трех девок, которые топы и на подтанцовке. А те, кто работают конкретно — еле ноги таскают. По-хорошему вообще б к нему не ходить. Но Пустырь, мать его!
— Да, неудобняк, когда один нормальный обитаемый стаб на такой здоровой площади.
— Еще хуже, когда в этом стабе рулят такие уроды, как Каракут и Пятнистый.
— Да ладно, че переживать — всех он заберет, — очкастый, поморгав, наконец снял очки и, завернув в тряпку, сунул в нагрудный карман. — У него ж текучка. Хоть Пустырь, а кластеры вокруг жирные, охотников, сталкеров дохуя. Клиент к нему по-любому прет, потому что больше не к кому. Шлюхи дохнут, потому что жрут плохо, а плохо жрут, потому что кормить их не выгодно — пашут, как ударники, и вид теряют быстро. Новые нужны постоянно. Короче, всех заберет. И того бегемота, и эту, последнюю. Повоняет, но заберет. Если только вторая жирдяйка раньше не откинется. Выглядит хреново.
Яне действительно стало по-настоящему «хреново» — во всех смыслах. Впервые за все время с момента осознания своего отчаянного положения, на какой-то миг ей показалось, что при такой альтернативе перевоплотиться в зараженную безмозглую тварь — не самый худший вариант предполагаемого будущего.
Разговаривать со «спасителями» было бесполезно, и она поняла это еще до того, как попыталась. Ее работа в отделе не предполагала особенного взаимодействия с антиобщественными элементами. Но, несмотря на это, за несколько лет Яна успела насмотреться на самую разную человеческую сволочь. И, по этим разговорам, примерно представляла, чего ждать от «спасителей» в ближайшей перспективе.
К тому же чем дальше, тем ее здоровье ухудшалось сильнее. Боли в желудке и под сердцем сделались почти непрерывными, как поздние родовые схватки. Судороги превращали тело в один невыносимый спазм. Не в силах сдерживаться, Яна постанывала сквозь зубы, смаргивая катящийся градом пот. Она чувствовала, что умирает, но ничего с этим сделать не могла. Краем сознания девушка прикидывала, что после того, как она обратится, ее попросту пристрелят. И выбросят из машины, понятно, что не утрудив себя похоронами. Отчего-то это вызывало в ее мутящемся сознании особенную горечь, наряду с приближавшейся смертью…
