— Но я сказала «нет».
Он смотрит на меня.
— И что?
— Это значит, я не хочу ужинать с тобой, — говорю я. Слова звучат достаточно твердо.
Это была гребаная грязная ложь, но ему не обязательно знать; я не собираюсь признаваться ему. Или самой себе. Потому что пойти на ужин с Адамом Трентоном – это плохая идея.
Он будет ожидать от меня чего-то, что я не готова дать.
Адам останавливается, а потом каким-то образом обе мои руки оказываются в его, глаза скользят вниз к моим, внимательно изучая и легко обнаруживая ложь в моем сердце.
— Ты же тоже хочешь.
Я, может быть, хочу много вещей, но точно не лгунья.
— Я в своей рабочей униформе, весь день работая под солнцем, отчего теперь вся потная.
Он наклоняется ко мне:
— Но это сексуально.
Он урчит, как лев, заставляя голос звучать одновременно и многообещающе, и грязно.
Трудно глотать и даже дышать, потому что он стоит так близко ко мне, что даже лист бумаги погнется между нами; его присутствие подавляющее, доминирующее, заставляющее не замечать ни цоканье лошади, запряженной в повозку, ни рысь, проносящуюся мимо нас, ни крики чаек над головой.
— Хороший план, мудак. — Это прозвучало чертовски равнодушно.
Он игнорирует это.
— Это всего лишь ужин. Я здесь только на выходные, хорошо? Какой может быть вред?
— Просто ужин?
Он кивает.
— Просто ужин. Обещаю.
— Хорошо. Но позволь мне принять душ и переодеться.
Он ухмыляется и следует за мной до общежития, в котором остановилась на лето.
Я только что согласилась на ужин с Адамом Трентоном?
Это плохая идея.
Знаю, но по непонятным для меня причинам, я игнорирую внутренний голос.
АДАМ
Я сижу на ступеньках дома и, пока она собирается, убиваю время, копаясь в телефоне.
И до сих пор не знаю ее имени. Это же полная хрень, серьезно. Я слизывал помадку с ее пальца, был так близко к ней, что почти мог чувствовать, как бьется ее сердце, мог видеть, как пульсирует жилка на изгибе шеи. Я добился ее согласия на ужин, но так и не узнал имени.
Думаю, придется посидеть здесь некоторое время, потому что, по пройденному опыту, чикам всегда необходимо несколько часов, чтобы подготовиться. Но не проходит и двадцати минут, как она выходит из двери. На ней узкие, потертые синие джинсы с дырками на бедрах. Они не похожи на дорогие дизайнерские рваные джинсы; скорее, они кажутся старыми, изношенными до такой степени, что дырки на них появились от долгой носки. Я слышу ее прежде, чем вижу, поэтому первое, что бросается в глаза, это «чаксы»
