Сережка на это сказал, что рассуждать легко, но взрослым трудно понять друг друга, они ведь разные люди. И как быть, если двое живут несколько лет в кабине звездолета? Разойтись в разные стороны они не могут. Что им делать? Надевать скафандры и выходить в открытый космос, чтобы отдыхать друг от друга? Вскоре у них поневоле возникнет привычка ругаться. Без ссор ведь тоже не обойдешься.
Тут я сказал, что без ссор обойтись можно; в результате мы едва не поссорились. А Витя Куницын обиделся за своих родителей и сказал, что это только мы с Сережкой можем разойтись по домам. Родители — мои, например, или Сережкины — этого лишены. Дом у них один, и он еще меньше звездолета.
Сережка возразил: у его родителей есть работа, и каждый из них может отдыхать от другого на работе. Все-таки это лучше, чем в открытом космосе.
Словом, Сережка с Витей Куницыным тоже чуть не поссорились, но потом Сережка сказал, что непедагогично ругаться при детях. Он имел в виду Витиного внука Колю. Но Коля обиделся и попросил Сережку не задаваться: они с Сережкой родились в одном году и в одном месяце, и Коля даже на три дня раньше. А если уж Сережке необходимо неравенство, пусть обращается с Витей не как с ровесником, а как с пожилым человеком, потому что Витя-то точно родился на семьдесят лет раньше.
Витя Куницын сказал, что возраст ничего не значит. Например, его брат Саша всегда мирит родителей, дает ценные советы и наставляет их на путь истинный. Советы эти ценные в том смысле, что тетя Оля и дядя Володя эти советы ценят и всегда к ним прислушиваются. Тут мы все сразу помирились и начали мечтать, что как было бы здорово, если бы и мы учили своих родителей уму-разуму. Мы долго мечтали и решили, что несправедливо, когда происходит наоборот, и что дедушка Саша счастливый человек, раз теория относительности и парадокс близнецов позволяют ему давать ценные советы своим родителям.
Потом мы все искупались, потому что солнце поднялось высоко и стало жарко, а потом грелись на берегу с мокрыми волосами, а Сережка увидел бабочку и начал ее ловить, но только вспугнул. После бабочки он вспомнил про свой водяной змей и сказал, что неплохо бы половить рыбки и что он даже помнит, где потерял змей, но что ему лень за ним идти. Тогда я вызвался добровольцем; я больше люблю лес, чем воду. Я оставил их втроем и пошел искать. Ничего я не нашел, но хорошо погулял, а когда вернулся, на берегу сидел один Сережка с таким видом, будто опять загорелся новой идеей.
