.
Роули в качестве окончательного ответа также выдвигает на первый план Божественную мудрость и благодать и тем самым фактически уклоняется от дальнейшего рассмотрения причины божественного выбора[12]. Однако, при апелляции к таинственному и непостижимому в фундаментальном мотиве божественного выбора, тем самым внутренне признается его иррациональность. Таким образом, вопрос этого фундаментального мотива становится психологическим, тем самым возвращая нас обратно к божественной психике Ветхого Завета, которая раскрывается в качестве квазиличностной сущности.
Отношение к божественной психике, а также то обстоятельство, что Бог.появляется в качестве квазиличности, не следует понимать превратно в смысле явной проекции человеческих категорий на Божественный образ, то есть как антропоморфизм. Здесь мне бы хотелось привлечь ваше внимание к очень важному отрывку из книги Юнга Символы трансформации, где он пишет:
Не существует никаких окончательных аргументов против гипотезы о том, что эти архетипические персонажи в полном объеме наделены даром человеческой личности, а не являются ее вторичным воплощением. Поскольку архетипы не представляют собой функциональных отношений в явном виде, они проявляются как даймоны, то есть средства личностного воздействия. В этом виде они воспринимаются как актуальное переживание, а не "плод воображения" и не рационализация, в которую следует верить. Следовательно, человеческая личность становится лишь производной от той, которая в мифах называется человеком, спускающимся из обители богов и героев; или же, в переводе на язык психологии, его осознанием самого себя в качестве личности, которая родилась непосредственно под влиянием квазиличностных архетипов".
Это качество личности особенно характерно для ветхозаветного Бога Яхве вследствие существующего у него внутреннего напряжения противоположностей, которое последовательно ведет к трансформации и развитию. В "Ответе Иову" Юнг анализирует противоречивую природу Яхве с присущим ему постоянным вниманием, обращенным на человека, в отличие от
отца Зевса, благодушно и несколько отстраненно позволявшего домашнему хозяйству мира идти своим освященным стариною чередом и каравшего лишь экстраординарные отступления. Он не морализировал, а правил в соответствии с инстинктом. От человека он не требовал ничего, помимо положенных ему жертвоприношений, а уж что-то делать с человеком он и вовсе не собирался, ибо не имел насчет него никаких планов. Отец Зевс — хотя и некая личина, но не личность. А для Яхве человек должен быть очень важен. Он был для него даже первоочередным делом. Яхве нуждался в людях — так же, как они нуждались в нем — настоятельно и лично
