Эта версия считается более поздней, поскольку не связана с предыдущими событиями[32]. По сравнению со второй версией в ней не содержится ничего нового с психологической точки зрения; поэтому мы ограничимся рассмотрением более интересной второй версии.
Во второй версии проступок Саула также состоит в том, что он совершил религиозное преступление; он нарушил божественный приказ, касавшийся Амалека. На первый взгляд кажется странным, что решающим прегрешением Саула стал именно этот незначительный проступок, который к тому же совершил не сам Саул, а весь народ. Приказ состоял в следующем: пленных не брать, добычи не захватывать, не щадить ни вражеских животных, ни вражеские вещи; все должно быть уничтожено. Возможно, за этим приказом стоит древнее табу: врага (чужого) следует совершенно уничтожить, поскольку враждебность может сохраниться и на всем, что ему принадлежит[33]. Этот жестокий архаичный приказ является наиболее полным выражением отношения к войне Яхве: война ведется не ради добычи, а ради Яхве. Враги и все, что им принадлежит, должно быть принесено в жертву[34].
Раз Саул ослушался божественной воли, значит, он потерял связь с Богом, перестал быть избранным царем и исполнителем на земле Божией воли. Им руководят мирские устремления и зависть. Мы видим:
И пощадили Саул и народ Агага и лучших овец и коров, и козлят, и баранов, и все хорошее, и не пожелали уничтожить это, а все, что было негодным и отвратительным, они уничтожили. (1 Кн. Ц. 15:9)
Из слов Самуила понятно, что он распознал случившуюся в Сауле перемену:
И зачем не послушался ты голоса Господа и взял добычу и сотворил злое в глазах Господа? (1 Кн. Ц. 15:19, курсив автора)
Саул был склонен к одержимости и впадал в крайности, поэтому >оН не мог одновременно быть царем и служить Яхве. Став царем, он отождествил себя с мирской властью. Мирские цели увели его от Яхве — то есть его одержимость Богом превратилась в мирскую одержимость. Следовательно, его преступление состоит в том, что он превратился в царя, потерявшего связь с Богом.
Этой идее противоречат другие эпизоды, особенно рассказ о том, как Саул был готов принести в жертву собственного сына, Ионафана, который по незнанию навлек на себя проклятие: в этот день был объявлен пост, а Ионафан об этом не знал и съел немного меда (1 Кн. Ц. 14:38 и далее)[35]. Карл Будде считает, что этот отрывок представляет собой "прекрасный пример меланхоличного, нервного и религиозного сознания Саула"
