Все только что сказанное о растениях и о зародышах их можно распространить также и на животных и их зародыши, из которых произошли они. В зародыше луковицы тюльпана можно различить весь тюльпан. Так и в зародыше свежего, невысиженного яйца можно видеть цыпленка, быть может почти совершенно образовавшегося.1 В яйцах лягушки легко распознать лягушек, но также мы найдем других животных в их зародышах, когда станем настолько опытны и искусны, чтобы открыть их. Разум не должен останавливаться там, где останавливается зрение, потому что дух видит гораздо дальше, чем его тело. Итак, помимо этого, мы должны думать, что все тела людей и животных, которые появятся до окончания мира, быть может, были созданы еще с сотворения мира: я хочу сказать, что вместе с самками первых животных, быть может, были уже созданы все животные тех же видов, как те, которых они уже произвели, так и те, которые должны произойти с течением времени.
Можно еще развить эту мысль и, быть может, весьма основательно и согласно с истиною, но справедливо страшатся люди слишком проникать в дела Божий. В них мы видим повсюду бесконечность, и не только наши чувства и воображение слишком ограничены, чтобы понять их, но и сам разум, как бы он ни был чист и отрешен от материи, слишком груб и слаб, чтобы постичь самое малое из творений Божиих. Он теряется, рассеивается, ослепляется, пугается при виде того, что на языке чувств называется атомом. Но все же чистый разум имеет то преимущество перед чувствами и воображением, что он сознает свое бессилие и величие Бога и видит бесконечность, в которой он теряется, тогда как наше воображение и чувства унижают дела Божий и сообщают нам глупую самоуверенность, которая слепо ведет нас к заблуждению. Ибо наше зрение не дает нам идеи всех тех предметов, которые открываем мы с помощью микроскопов и разума. Посредством зрения мы не увидим тела меньше клеща или мошки. А половина мошки была бы ничто, если бы мы доверяли впечатлению, которое она производит. Мошка для нашего зрения — математическая точка, которую нельзя более делить, не уничтожая ее. Итак, наше зрение не представляет нам протяженность такою, какова она есть сама по себе, но только сообразно отношению ее к нашему телу, и так как половина мошки не имеет уловимого отношения к нашему телу: она не может способствовать ни его уничтожению, ни его сохранению, — то наше зрение вполне и скрывает ее от нас.
Но если бы наши глаза были устроены, как микроскопы, или, вернее, если бы мы сами были так же малы, как клещи и мошки, то мы судили бы совершенно иначе о величине тел. Ибо, без сомнения, глаза этих маленьких животных приспособлены к тому, чтобы видеть окружающее их, собственное тело им самим кажется гораздо больше или состоящим из ббльшего числа частей, чем это кажется нам, потому что иначе они не могли бы получать впечатлений, необходи-
