Нельзя сказать, однако, чтобы Адам стремился к чувственным предметам и пользованию ими в силу отчетливого понимания того, какое отношение они могли иметь к его телу. Ибо если ему нужно было рассмотреть конфигурации частиц какого-нибудь плода, конфигурации всех частей своего тела, отношения между ними, которые являются следствием этих конфигураций, для того чтобы решить, что при теплоте его крови в данную минуту и при тысяче других особенностей его тела этот плод годится ему в пищу, — то очевидно, что его духовная способность была бы всецело поглощена предметами, недостойными даже его внимания, и это было бы довольно бесполезно, потому что одним этим путем человек не поддержал бы своего существования на долгое время.
>1 См. Пояснения.
>2 Deus ab initio constituit hominem et reliquit ilium in manu consilii sui, adjecit mandata et praecepta sua, и т. д. Eccl., 15, 14.
Если принять во внимание, что разум Адама был ограничен, то нам не поставят в укор, если мы скажем, что он не знал всех свойств тел, окружавших его, потому что несомненно эти свойства бесчисленны, и что разум был дан ему не для того, чтобы рассматривать движения и конфигурации материи (чего нельзя отрицать, если хоть несколько вникнуть в дело), но для того, чтобы обращаться непрестанно к Богу, так что ничего нельзя возразить нам, если мы утверждаем, что в то время, когда все вещи должны были быть устроены наисовершеннейшим образом, было бы нарушением и низвержением этого порядка, если бы Адам принужден был отвратить свой разум от созерцания совершенств своего истинного блага и обратить его на исследование природы какого-нибудь плода с целью употребления его в пищу.
Адам, следовательно, обладал теми же чувствами, как и мы, которые предупреждали его, не отвращая его от Бога, что он должен делать для своего тела. Он чувствовал, как и мы, удовольствия и страдания, или отвращение, предваряющее и безотчетное. Но эти удовольствия и страдания не могли сделать его ни рабом, ни несчастным, подобно нам, потому что, будучи безусловным хозяином движений, возникавших в его теле, он немедленно после того, как они предваряли его, задерживал их по своему желанию, а, без сомнения, таково было всегда его желание по отношению к страданию. Он наслаждался бы блаженством, и мы также, если бы он подобным же образом поступил по отношению к удовольствию и если бы он добровольно не уклонился от пребывания со своим Господом, заняв свой разум красотою и воображаемою сладостью плода, или, быть может, высокомерною радостью при виде своих природных совершенств, или, наконец, естественною нежностью к жеце и ложным опасением огорчить ее, ибо, очевидно, все это содействовало его непослушанию!
