I. Кажется, это общее убеждение, что должный порядок вещей требует, чтобы душа чувствовала тем большее удовольствие, чем выше благо, которым она обладает. Удовольствие — это природный инстинкт, или, выражаясь яснее, это стремление, вложенное самим Богом, которое влечет нас к благу и которое должно быть тем сильнее, чем выше это благо. Согласно этому воззрению, кажется, нельзя бы сомневаться в том, что нашему праотцу, когда он вышел из рук Божиих и до грехопадения, самые прочные блага не доставляли большого удовольствия. Если Господь создал его для того, чтобы он любил Его, если Господь был его истинным благом, то, можно сказать, что Господь устроил дело так, чтобы нравиться ему, чувством удовольствия побуждал его любить Себя, и в выполнении долга Он дал ему внутреннее удовлетворение, перевешивающее самые сильные удовольствия чувств, это удовлетворение после грехопадения не испытывалось людьми без особой благодати.
Но так как праотец имел тело, которое по воле Божией должен был сохранять и смотреть на него, как на часть самого себя, то Бог дал ему возможность ощущать посредством чувств удовольствия, подобные тем, какие мы испытываем, пользуясь вещами, способствующими поддержанию жизни.
Мы не смеем решать, мог ли первый человек до своего падения удержаться от всяких чувствований, приятных или неприятных, в ту минуту, когда чувственные предметы, возбуждали главную часть его мозга. Быть может, он обладал такою властью над собою в силу своей покорности Богу, но обратное предположение покажется более вероятным. Ибо, хотя Адам и мог бы остановить эмоции жизненных духов и крови и колебания, возбуждаемые в его мозгу предметами, так как в силу порядка вещей его тело должно было быть подчинено его духу, однако, возможно, что в то время, как он задержал чувствования, вызванные предметами, он никак не мог остановить движений, которые они произвели в той части его тела, с которой душа его непосредственно соединена. Ибо связь души с телом состоит главным образом во взаимном соответствии чувств с движениями органов, и если бы Адам мог ничего не чувствовать, когда главная часть его тела воспринимала какое-нибудь впечатление от окружающих его тел, то эта связь души с телом была бы не природною, а произвольною. Я, однако, не высказываюсь ни за, ни против этих двух воззрений.
Итак, первый человек находил удовольствие как в том, что совершенствовало его тело, так и в том, что совершенствовало его душу, и так как он был совершенным, то удовольствие души ощущалось им гораздо сильнее, чем удовольствие тела. Стало быть, ему неизмеримо легче было сохранить свою праведность, чем нам без благодати Иисуса Христа, так как без нее мы не находим более удовольствия в выполнении нашего долга. Тем не менее, к злополучию своему, он позволил соблазнить себя и утратил свою праведность вследствие своего непослушания.
