- В самоход ходите? – спросил я Никиту.
- Мы почти не ходим, - вздохнул тот, - что там делать без денег? Некоторым приносят, так их сразу отбирают. Старшие бегают вечером, если побежишь, постарайся вернуться до отбоя, а то за самовольный выход у нас можно в карцер попасть. За побег сажают на неделю, на хлеб и воду.
- Спасибо. Буду знать! – искренне поблагодарил я Никиту. И тут…
- Саня! – услышал я до боли знакомый голос. Я замер, на мгновение, затем, взвизгнув, кинулся к своей Лиске. Подбежав, обхватил её руками, прижавшись лицом к груди.
Лиз тихонько смеялась, обнимая одной рукой, другой гладя мою квадратную голову.
- Какой ты стал! Еле нашла, совсем приютский мальчик, - вздохнула Лиз.
- А ты как в своём осталась? – удивился я, подняв голову.
- Мне всё же пятнадцать лет! – ответила Лиза, целуя меня в нос, - Пойдём, посидим на скамеечке.
Мы сели на скамеечке, Лиза достала из кармашка горсточку леденцов «взлётные».
Я оглянулся. Мои ребята смотрели на нас, кто с любопытством, кто с завистью.
- Я не могу, есть это один! – прошептал я.
- Угостишь девочек! – засмеялась Лиска.
- А где они? – заинтересовался я.
- Да вон же, играют в резинку! – показала Лис на соседнюю площадку, на которой резвились девочки. Я вздохнул: все были мелкие, одеты в одинаковые некрасивые платьица. У нас хоть одинаковые потрёпанные шорты и рубашки, я дома тоже почти такую одежду носил, а девочки, они же хотят наряжаться, выделяться, с малых лет хотят выглядеть красиво, не похожими на других. Разве что в школе, в форме, и то, я заметил, у каждой девочки своя форма, разные кружевные воротнички, что-нибудь ещё, индивидуальное, а здесь все в мешковатых платьях.
- Что, не нравятся? – улыбнулась Лис.
- Ты же знаешь, для меня существует только одна девочка…
- Ты же говорил, что я тебе вместо мамы?
- Говорил. И сейчас скажу. Может, ты меня усыновишь? Или возьмёшь надо мной опекунство?
- Посмотрим на твоё поведение! – засмеялась Лиска, - Когда мне исполнится шестнадцать лет, я получу паспорт, тогда можно об этом поговорить, тем более, может быть, всё изменится, маму выпустят из больницы.
Как бы я ни относился к матери, сейчас я страстно хотел этого.
- Лис! – тихо спросил я, - Тебе теперь не надо ходить на работу?
Лиз вздохнула: - Кто же меня отпустит? Могут такой счётчик включить, мама не горюй, там свои законы, Санечка, они страшные люди, они ценят только деньги, а наша жизнь ничего не стоит!
Я вздрогнул. Что же это за люди, что даже отец отступился, смирившись с такой участью любимой дочери?
