Давние чувства | страница 50
— Пошел нах*й, — выругалась она. — Если он не ценит меня, и не оценил наши отношения, тогда мать твою, Бена, бл*дь, Рафферти пошел ты к черту. У меня есть дела поважнее, чем париться по поводу такого неудачника, как ты, хотя бы минуту.
Она развернулась и направилась обратно в город, где оказалась почти через час, купив еще одну чашку кофе, которая еще больше усилила ее и без того повышенную гиперактивность, поэтому она накупила полдюжины различных предметов в магазине, которые были ей совсем не нужны, заскочила поздороваться с давними друзьями родителей, которые владели местной художественной галереей.
Когда она вернулась в коттедж, занялась уборкой — постелила новое постельное белье, загрузила стиральную машину, стала отдраивать ванную буквально сверху донизу, и решила убраться и навести хотя бы какой-то порядок в своей спальне-лофте.
На ужин она сделала одно из своих любимых творений comfort food — макароны с сыром и нарезанными хот-догами, съела столько, что не могла уже смотреть на еду. Вечером она повела собак на прогулку, стараясь не вспоминать Бена, как он буквально вчера неспешно шел с ней рядом.
Вернувшись в коттедж, она залезла голая в джакузи, когда была одна всегда так и делала, но последнее время с великолепным, с трехдневной щетиной, мускулистым мужчиной. Бен был единственным, кого она пригласила остаться здесь, у себя в доме, она заставляла себя не вспоминать, сколько раз за последние десять дней они целовались, обнимались и занимались сексом прямо здесь, в гидромассажной ванне.
Потом Лорен долго сидела на террасе, завернутая в поношенный фланелевый халат, весь в дырках и пятнах, но который она очень любила и всегда хранила здесь, в коттедже. Она выпила пива, быстро переключившись на текилу, затем разыскала бутылку односолодового виски. И ее обычно чугунный желудок взбунтовался от такой смеси, и она раздраженно поставила рюмку.
Первая слеза заскользила по щеке и упала на колени, она даже еще не поняла, что плачет. А потом полились другие слезы, много и рыдания начали сотрясать ее миловидное изящное тело. И очередной всхлип застрял у нее в горле, она открыла глаза, когда ей в щеку стал тыкаться холодный мокрый нос. Грейси, единственная сучка, вскочила на диван, заскулив от рыданий своей хозяйки. Лорен прижалась к собаке, уткнувшись носом в ее мягкую шерсть, постепенно успокаиваясь с теплой пушистой Грейси.
И хотя она обычно запрещала собакам заходить к себе в спальню, тем более залезать на свою кровать, в эту ночь она разрешила всем троим прижаться к ней, не желая оставаться одной, боясь, что она не перестанет плакать никогда.