И пока он закачивал свой безудержный член внутрь нее снова и снова, Бен понимал, что эти минуты выходили далеко за рамки простого траха. Хотя иногда секс с Лорен был жестким, непристойным и первобытным, он всегда, всегда чувствовал, что он был наполнен любовью с самого первого раза.
Он заставлял себя не закрывать глаза, чтобы видеть ее прекрасное лицо, сохраняя ритмичные толчки в ее тугую, влажную киску. Она смотрела на него своими зелеными глазами все еще отрешенным взглядом от оргазма, и была настолько чертовски потрясающей, совершенной, что его сердце защемило только от одной мысли, насколько сильно он в нее влюбился. И только почувствовав слезы, перемешивающиеся с потом со лба и стекающие по щекам, он закрыл глаза. Он не мог позволить Лорен увидеть свои слезы, увидеть, насколько он глубоко ее любит. Не потому, что он боялся, что она может счесть его слабаком или не мужчиной. Бен был вполне уверен в своей мужской силе, поэтому даже не беспокоился на этот счет. Нет, причина, по которой он не мог позволить ей увидеть его эмоциональный срыв, заключалась в том, что он боялся, что Лорен при ее врожденной чувствительности, заподозрит что-то неладное.
Однако он позволил появиться очередным слезам, когда кончил, его тело омывалось чистым, неподдельным удовольствием, по-прежнему находясь долгие, бесконечные секунды внутри нее. Не в состоянии контролировать свою реакцию, чтобы скрыть свою тоску, он понял, что это было настоящее прощание с ней, Бен уткнулся в ее шею, в надежде, что она не увидит его слез и примет их за пот, предполагая, что его сотрясает дрожь от силы оргазма, а не от беззвучных слез.
Почувствовав беспокойство Лорен и ее изящные тонкие пальчики, ласкающие его влажную щеку, проводя успокаивающие круги по его голой спине, он не мог позволить ей задавать вопросы или задуматься над происходящим. Вместо этого он поцеловал ее снова, обхватив ладонями ее грудь, потом сжал задницу, лаская ее бедра, пока она не застонала от удовольствия, и его член опять ответил на ее призыв.
Он хотел часами не выпускать ее, как будто за эту одну ночь хотел насытиться на всю свою оставшуюся одинокую жизнь, которая маячила впереди, без нее. Он целовал ее до тех пор, пока ее губы не стали припухлыми и красными, сосал соски, пока они не заболели, и покрывал каждый дюйм ее тела, проводя своей щетиной, отчего проявились красные полосы. И когда она наконец нехотя призналась ему, что у нее больше нет сил, он заменил свой член губами и языком, совершенно не беспокоясь, что она была еще мокрой и липкой от тех раз, когда он кончал в нее. Его яйца болели от многочисленных оргазмов, которыми он наслаждался, спина саднила во многих местах от ее ногтей, а его горло хрипело и щипало от криков удовольствия, которые они разделяли.
