Солдаты на ступенях Ипподрома смеялись между собой. Двое из них бросали жребий. Другие делали ставки на победителя. Некоторые следили за толпой, но большинство было занято игрой. Пальцы отца сжимали ее плечо, словно железные щипцы. Людей вокруг них было немного — какие-то родители с детьми и целые семьи, и каждый выглядел напуганным, как и они. Они вошли на площадь Ипподрома, направляясь как можно быстрым шагом, но не переходя на бег. Проходя мимо открытой двери, она мельком увидела, что темная комната за открытой дверью была полна людьми. Ей почудились следящие многочисленные черные глаза, передвижения людей и тусклый отблеск металла. Люди собрались на праздник в Иерусалеме со всех концов страны. Все было запланировано.
День начал нагреваться, и вышли облака не чистой белизны. Ветер ушел, воздух был мягким и влажным, словно втянувшая влагу материя. Брызги дождя упали на кремового цвета мраморную площадь. Тяжелая спелая капля лопнула на пыльном камне. А потом еще одна, и еще одна. И, как будто задолго условленным знаком, вместе с дождем вышли люди.
Они бежали, крича. С потемневшей кожей и красными распахнутыми ртами, выдыхая скрежетом дыхания их легких — острым, как и лезвия их оружий. С дикими криками, яростным завыванием, размахивая набухшими металлом злости руками свободных людей, чьи дома заполнил какой-то сброд, они разбежались по ступеням Ипподрома и начали убивать. Первые стражники, застигнутые врасплох мгновенным пробегом и топотом ног, погибли, не успев обнажить свои мечи. Мириам увидела, как разрубили одного от живота до горла — тихо улыбающийся солдат, ослабивший завязки металлической пластины на груди из-за жаркости дня. Другой солдат упал крича, взывая к помощи гарнизона.
Какие-то руки внезапно схватили ее. Сильные руки — за ее бока под плечами, поднимая с земли, хотя она пиналась и барахталась, прижимая ее к кому-то, и заняло несколько мгновений ее беспорядочных мыслей, чтобы до нее дошло, что голос, кричащий ей в ухо «Не двигайся! Не двигайся!», был голосом ее отца.
Он бежал с ней, а дождь все усиливался, а люди кричали, а он бежал с ней сквозь толпу. Он пробирался, упершись вперед плечом, прижав ее к своей груди так плотно, что ей оставалась лишь крохотная щелка для дыхания и один глаз для вида людей, двигающихся им навстречу. Они были с оскалами жаждущих крови улыбок. Это были те солдаты, забравшие их землю, и тот человек и этот, укравшие их урожаи, их женщин, их Бога. Мириам не видела, куда бежал ее отец, понимая только одно, что он бежал против течения от места убийств и крови.
