«Они привели меня сюда», говорит он, «потому что они ищут людей, сбежавших из Яффо. Несколько месяцев тому назад там было восстание, и я знаю — вы слышали о нем. Я пытался их урезонить, пытался отговорить их. Вы — хорошие люди, вы платите свои налоги вовремя, с вами нет никаких проблем. Но они слышали, что сейчас в поселке живет один юноша из Яффо. Новенький. И я уверен, что вы не хотите укрывать известных преступников, не в таком тихом месте, как Натзарет! Так что мой лучший совет — отдайте его. Они возьмут его с собой и зададут несколько вопросов, а вас оставят в покое. У вас, может, даже останется время на» — он слегка наклонил голову в сторону горящего сарая — «на это, скорее всего».
Они переглядываются. Гидона нет здесь, он — на холмах с ягнятами, он будет там, возможно, еще день-другой. Мириам напряженно ждет: заговорит ли кто-нибудь.
«Он живет у меня», внезапно и громко говорит она, удивляясь самой себе. «Он — не тот, кого вы ищете».
Сборщик налогов улыбается. Золотое кольцо блестит на его большом пальце.
«Мать Мириам, я бы никогда не подумал о тебе! Ну, передай его, и мы уйдем».
Мириам видит, как ее брат Шмуель продвигается сквозь столпившихся людей. Он может тут же пойти и привести его — понимает она. Он сядет на коня и поскачет к холмам, найдет его и сдаст римляням.
«Нет», повторяет она, «он — не тот, кто вам нужен».
Шмуель замедляет ход. Он пытается достичь ее взглядом, беззвучно что-то говоря ей.
«Мы должны сами разобраться в этом, Мать Мириам».
«Нет», настаивает она.
И что-то меняется в атмосфере разговора. Возможно от того, что один из солдат указывает острием копи, не понимая смысла разговора, но услышав нечто в тоне ее голоса.
Командир солдат нагибается прошептать несколько слов к уху сборщика. И тот соглашается кивком головы.
«Если ты не можешь его представить, Мать Мириам», говорит он, и голос его твердеет, «мы тогда возьмем тебя. Для вопросов».
Она напрягает все мускулы живота. Ей предстоит лгать.
Когда она вошла увидеть его, она обнаружила себя поющей тихо под дыханием. Это был псалм, который напевали козьи пастухи. Она часто напевала его, когда он был крохотным младенцем, и, скорее всего, какая-то ее часть решила, что от песни он вернется памятью в того самого младенца и вспомнит о том, как была она нужна ему.
Он сидел с тремя друзьями его, и первым взглядом он нахмурился, и она поняла, что он не узнал ее. О, как же это было тяжко и холодно. Но, наконец, за одно сердцебиение его лицо вернулось улыбкой.
