— А как же гении? Моцарт музыку уже в три года сочинял…
— Да ну и флаг в руки Моцарту твоему! Ну, не Моцарт ты, и что теперь, крест на себе ставить? Слушать всяких идиотов, которые решают за тебя, что можешь или не можешь? Нравится что-то, вот и делай.
— Это да… Но а как же признание? Буду я бездарным музыкантом, кому это надо?
— А тут тебе решать… Все зависит от того, чего больше хочется: музыку сочинять, или чтобы везде узнавали и хвалили по тридцать раз на дню. Разницу чувствуешь?
— А если и того, и другого, и можно без хлеба?..
— Реши, что для тебя главное, и двигайся к этому, я так считаю.
— Тебе легко говорить… ты реально круто рисуешь.
— Я рисую круто потому, что трачу на это по несколько часов каждый день…
— Ну где мне музыкой заниматься? Я даже нот не знаю…
— Ноты — это инструмент, а музыка рождается в голове, не на бумаге. Пойди в библиотеку, найди книжки… Или запишись в музыкальный кружок к Нонне Михайловне.
— Ох… Нет! Только не это. Они там разучивают “Эх, дороги, пыль да туман”… Лучше пусть сразу пристрелят!
Надя рассмеялась.
— Да, согласна! Ну, не знаю… зато ноты разучишь.
— Не, мой желудок этого не перенесет.
— Ну вот, готово, — порхающая ручка опустилась на край стола. — Слушай, я тебя не отвлекаю? Ты вроде сказал, что наказан.
— Да это все математичка, — я слез со стула и подошел к зеркалу. — Наорать пыталась, и теперь я должен решить все задачи из двух параграфов к завтрашнему дню, — я тяжело вздохнул.
— Ой, так я пойду тогда!
— Да нет, все нормально, — забывшись, я сделал шаг вперед и клюнул носом зеркало. — Не уходи пока.
Она заулыбалась.
— Тебе попадет. Завтра приду, договорились? Опять после уроков.
Я нехотя согласился.
— До завтра, — сказала она и растворилась в отражении.
— Буду ждать, — сказал я одними губами и тоскливо поплелся обратно к квадратным трехчленам. Бррр…
Надин рисунок лежал в самом центре стола, в углу стояли дата и время. Я взял листок и в очередной раз удивился ее мастерству. Я все время болтал, а на портрете получился задумчивым. Волосы темные, левый глаз скрыт челкой.
Не может быть, чтобы я в таком виде ходил в школу. Должно быть, поменялся после того, как она пришла. Я обернулся, посмотрел в зеркало и вздрогнул. И зачем только придумал эти глаза? Теперь каждый раз, как в отражении появлялась Надя, они становились ярко-ультрамариновыми. Как появиться на люди с такими глазами?
Я сосредоточился и, превозмогая боль, окрасил радужки в болотный цвет. Машинально укоротил челку и осветлил пряди волос. Пригляделся. А губы-то какие пухлые. Вот пижон! Я ухмыльнулся, хотя в этом не было ничего забавного.
