…
— Входите, входите. Мы его здесь пока положили. Надеюсь, все сделали правильно. Я вам сразу позвонил, как и просили, — Юрий Михайлович опять тараторил. — Может, все-таки врача пригласить. У нас очень хороший педиатр работает в Никитском, Петр Викторович. Я пока не звонил.
Кто-то дотронулся до моего лба ледяными пальцами и тут же отдернул руку.
— Ну как же, ребенок сознание потерял… — настаивал Юрий Михайлович. — Да и порядок такой.
Я попытался открыть глаза, но на веки словно свинец положили.
— А вы уверены, что с ним все в порядке? Он есть просил. Мы пытались покормить, но…
Ответил голос, смутно знакомый, тихий, как шуршание опавших листьев.
— Друзья у него есть?
— Друзья… Он у нас недавно. Девочка про него спрашивала сегодня.
— Девочка пусть навещает, не препятствуйте, — прошелестел незнакомец.
Голоса начали удаляться. Я напрягся и с трудом приоткрыл глаза. На пороге комнаты у двери стояли двое. Коренастая и широкоплечая фигура принадлежала, конечно, Юрию Михайловичу. Но с кем он так заискивающе беседует обо мне? Высокий, тонкий мужчина в темном пальто. Никак не разглядеть лица… Перед глазами все плывет.
— А если хуже станет, то, может, все-таки врача?… — опять послышался голос директора.
— Хуже не будет, не беспокойтесь. Впрочем, наблюдайте и звоните, если что. Станет хуже, заберем.
— Хорошо, я буду наблюдать круглосуточно. Дам вам знать…
Темная фигура повернулась, но лица не разглядеть.
Кто ты?! Кто?
Попытался приподняться, но слабость пронзила тело, и я провалился в темноту.
Тепло. Как тепло в комнате! И как вкусно…
— Ты еще тут, Наденька? Сидишь? Я вот тебя позвал, а зачем…? Все равно ведь без сознания лежит. Что-то ты бледная какая-то. Устала, наверно? Иди уже домой.
— Да, устала что-то. Можно я завтра еще приду?
— Конечно, приходи, если хочешь.
— Тимофей! Очнулся! Ну, молодец парень, молодец! А мы тут все глаза проглядели. Смотрим, вроде порозовел, лучше, кажется, тебе стало, а все не приходишь в себя!
Юрий Михайлович склонился надо мной и потрогал лоб. Ладонь у него была влажной, неприятной.
— Ну что, голодный, наверно!? Неделю ведь пролежал, все бредил. Не ел, не пил. Как без питания-то совсем? Голодный?
— Нет. Я в порядке. Я сыт, — я сел в постели.
— Вот тебе здрасте… А всю неделю как стонал: “Есть хочу”! Вчера только затих, на поправку пошел. Мы с Наденькой от тебя не отходили.
Тут только я заметил хрупкую фигурку в кресле, свернувшуюся калачиком. Юрий Михайлович посмотрел на девочку.
