И, наконец, находит то, что искал! Опускает все в карман и захлопывает сейф.
— Он нашел, нашел! Они у него в кармане!
Сильвия со вздохом облегчения опустилась на стул. Треви победно помахал кулаком и решительно направился к стоящему в углу синему брезентовому мешку. Позвал Куадри.
— Ну-ка, помоги мне. А ты не хотел его брать. Еще насмехался надо мной, отпускал свои дурацкие шуточки.
Сильвия с любопытством наблюдала за этой сценой.
— О чем это вы там?
Треви расстегнул «молнию» и извлек из мешка свой персональный компьютер.
— Да вот об этом!
Треви провел целый день за принтером. Эти дискеты с данными о «Сицилтекноплюсе», казалось, не поддаются расшифровке. Цифры, буквы, сокращения, даты — все было перемешано в беспорядке, в котором совершенно невозможно разобраться. Треви пытался подобрать множество различных кодов-«ключей», способных открыть доступ в систему, раз за разом менял порядок операций. Но все тщетно.
После ужина все пошли отдыхать. И в комнате, перед экраном компьютера, остался он один.
В номер на цыпочках вошла Лорелла. Она подошла к нему и положила на стол магнитофон и наушники Куадри.
— Я хочу их ему возвратить.
Треви бросил на нее рассеянный взгляд.
— Он дрыхнет в своем номере. Не знаю уж, как ему это удалось, но он уснул.
Лорелла пошла к двери. Потом остановилась и вернулась к столу. Легонько погладила магнитофон.
— Я тут кое-что записала. Некоторые свои мысли о тебе и Куадри. А также и о Сильвии с Давиде. Знаешь, я не очень-то красноречива, стесняюсь говорить.
Треви обернулся и посмотрел на нее.
— Да почему?
— Сама не знаю. Я только хотела сказать вам, что очень вас всех полюбила.
Треви протянул ей банку кока-колы. Лорелла поблагодарила его и крепко поцеловала прямо в губы.
— Я тоже пойду спать. — И исчезла.
Узкую улочку освещали редкие фонари. Сильвия смотрела на отражавшуюся в луже на мостовой зеленую светящуюся вывеску гостиницы.
— Ты совершенно не дорожишь своей жизнью. Живешь так, словно готов с ней в любую минуту расстаться.
Давиде сидел на постели. В руках у него была кассета с кинопленкой, найденной в Гармише.
— Да, может, и так. Когда убили Джорджи и всех остальных, я воспринял то, что остался жив, как величайшую несправедливость. Я не понимал, почему судьба распорядилась оставить в живых именно меня. И наверно, сделал все для того, чтобы поскорее свести счеты с жизнью. Но вот какая странность: люди, опустившиеся на самое дно, самые отчаявшиеся и самые отчаянные, словно чувствуют, что ты еще несчастнее их. И не трогают тебя. Поэтому ночью, где-нибудь в районе Сорок второй улицы или Речного порта, я мог себе преспокойно разгуливать, никого не боясь.
