— Прошу извинить за беспокойство, синьора. Я судья Сильвия Конти.
— Но что случилось, зачем меня сюда привезли?
— Идемте, я сейчас вам все объясню.
Они прошли вместе два-три десятка шагов. Потом Сильвия остановилась перед одной из бронированных дверей, открыла глазок и знаком пригласила Марту заглянуть в служебный кабинет.
— Скажите, вы знаете этого человека?
Марта вытянула шею и прильнула к глазку. Прошло двадцать лет, но ей хватило одного взгляда, чтобы узнать его. У нее перехватило дыхание. Она отошла от двери, прислонилась головой к стене и закрыла глаза.
— Это Давиде, отец моего сына.
Сильвия распорядилась, чтобы Куадри отвез Марту домой. Потом возвратилась в кабинет, где ее ждал Давиде.
— Что вы сейчас намерены делать?
— Возвратиться туда, откуда меня забрали, конечно, если вы соблаговолите меня отсюда выпустить.
Сильвия взглянула ему в лицо.
— А что, если бы я попросила вас сообщить мне те сведения, которые вы собирались передать Симону?
Давиде попытался выиграть время, он не ожидал такого оборота разговора.
— Но разве это положено? То есть я хочу сказать, что разве судья может заниматься такими делами?
— Раз я вас об этом прошу, значит, может.
Давиде поднялся со стула.
— Чтобы добиться своей цели, все средства хороши, не так ли? Даже использовать такого человека, как я?
Сильвия почувствовала, что надо решительно настаивать, иначе Давиде не заставишь согласиться.
— Я-то лично ничего не выигрываю. Самое большее — заработаю пулю в лоб. Как сейчас чуть не случилось.
— Почему же вы не отступитесь?
— Потому что должна восторжествовать справедливость.
Давиде оперся руками о стол. Посмотрел на нее.
— А почему это должен делать я?
— Потому что должна восторжествовать справедливость.
Давиде покачал головой. Он вернулся в Италию, чтобы попытаться склеить свою разбитую жизнь, и ни для чего другого.
Сильвия продолжала настаивать:
— Я прошу вас лишь пройти вместе со мной небольшую часть пути. И не обещаю вам ни денег, ни наград.
Давиде кивнул.
— Когда вы меня выпустите?
— Да сию же минуту.
Они обнялись еще на пороге комнаты в гостинице «Гибралтар». И так и не разжимали объятий, молча прижавшись друг к другу. Марта гладила его по лицу — глаза, губы, нос, узнавая каждую черточку, каждый изгиб. Под ее ладонью оживали образы и воспоминания, вопросы без ответа, все страхи, не оставляющие ее эти двадцать лет. Давиде зарылся лицом ей в волосы, которые она, как и прежде, носила распущенными по плечам, и смежил глаза, чтобы не пропустить ни одного ее слова.
