Лавсаик Святой Горы | страница 43

Ивот достигли мы честной обители Ватопедской — сей Тавенны[104] Афона, каковую напоминает она своей густонаселенностью и великолепием. Это поселение имеет облик средневекового города, но по происхождению и сокровенной жизни своей cоставляет полную ему противоположность. Соборный храм, колокольни, башни, странноприимницы и прочие здания возведены с истинно царским размахом. Здешние монахи, благообразные, добротолюбивые и при этом просвещенные и современные, гостеприимные и удободоступные, составляют своего рода аристократию Афона, но дух ее все тот же, общеафонитский. В наши дни музы[105], увы, отступили от Святой Горы, а в миру дело образования служит целям, которые чужды созиданию иноческого мировоззрения. Потому-то музолюбивые отцы Ватопеда и ратуют за воссоздание Афониады[106], дабы в этом рассаднике духовном распустились вновь благоуханные цветы святогорского луга, подобные тем, что облагоухали весь эллинский мир в конце позапрошлого и в начале прошлого столетий.

Монастырь Ватопед, ок. 1930 г.

Многих соблазняет ватопедский размах, как несовместимый с монашеским жительством. По моему же смиренному суждению, Новому Иерусалиму, коим является Святая Гора, равно нужны не только пустыня и Гефсиманский сад, но также смотровой этаж. А Ватопед — это и есть смотровой этаж для ожидаемых (с Божия соизволения, конечно) всеправославных соборов и вообще место встреч — как межцерковных, так и церковно-государственных. Но тем, кто наверху, чаще доводится восходить на Голгофу, и мы видим, что монастырь сей и в странноприимстве своем подъемлет крестную тяжесть.

Что в человеке, не знает никто, кроме живущего в нем духа и Всеведца Бога. От старейших отцов своего монастыря мне доводилось слышать, как они лет восемьдесят назад пожелали заполучить в игумены ватопедского духовника Варфоломея, мужа высочайшей святости, и в конце концов добились желаемого. Но не имея сил следовать новому настоятелю в строгости жития, через три года умолили его оставить их, и тот отошел восвояси, они же получили урок смирения. Памятуя об этом, я, ничтожнейший, умоляю своих собратий-читателей не спешить с осуждением и не умозаключать ни о чем по внешнему виду. Ибо исторические сказания говорят нам, что под царской порфирой нередко скрывалась власяница тайного подвижника, а обитатели пышных дворцов могли проводить жизнь в суровом посте и спать на голой земле, укрощая страсти и препобеждая немощь естества. Присмотримся и сегодня к честным насельникам Ватопеда, которые по-прежнему верны своему долгу, первенствуют в делах человеколюбия и братолюбия, прилежат к духовному просвещению. Явное свидетельство, но одновременно и печальный памятник человеколюбивого и музолюбивого устроения ватопедских отцов — руины Афониады, где среди многоразличных испытаний служил музам и предуготовлял духовное возрождение греков Евгений Вулгарис. Там, на этих руинах, многие годы