Господь наш, зная, что человеку в тяжких обстояниях всего полезнее вера, от которой рождается твердая убежденность, сообщающая нам мужество и самоотвержение, наказал первоверховному Петру молиться, чтобы не оскудела вера (Лк. 22, 32). И святые апостолы, часто укоряемые Им за малодушие и сознающие свою скудость, молили: Умножь в нас веру (Лк. 17, 5). Так и отцы, изъясняя увещание Господа: будьте мудры, как змии (Мф. 10, 16), говорят, что этим Он учит нас превыше всего блюсти веру — главу всех добродетелей, уподобляясь в том преследуемой змее, которая стремится сберечь главу свою.
Всякий человек склонен к злу и греху, и, когда состарится в них и даже в наитягчайших пороках преуспеет, тщится заглушить совесть, для чего внушает себе сперва сомнения в заповедях Божиих, затем недоверие к их правоте и, наконец, отчуждается страха Божия, Церкви и Таинств ее, избегая в особенности покаяния и исповеди. Такова участь человека, который утратил главу свою — веру в духовный мир, а то и восстает на нее, как случалось прежде, да и теперь, в лице безбожников, именующих себя рационалистами.
Есть и другой род грешников, которые, подобно первым, впали в вольное или невольное заблуждение, но не утратили чувства вины пред Богом, а потому скорбят, ибо сознают себя преступниками и, уверенные, что получат праведное воздаяние (Евр. 2, 2), сами прилагают покаянный труд и Господа молят избавить их от уз греховных. И таковым отверзает Отец Небесный сокровища милосердия и щедрот Своих и направляет их на путь покаяния, дабы, смиренно исповедуя грехи их, простерлись они со стенанием ниц и получили прощение. Соберутся ли такие верующие помолиться за неверующих, пусть нехотя и наспех, — не знаю, то ведомо лишь Господу. Но с прискорбием вижу, что неверующие даже завещание свое часто составляют так, чтобы в церковь и по смерти, даже на чужих плечах не войти.
Вот о чем размышлял я недавно при посещении в нашей монастырской больнице монаха Никифора, старца семидесяти девяти лет, страдающего миокардитом и астмой, а за неделю до того занемогшего особенно тяжело. Вместе с больничником старцем Лазарем мы уговаривали его ради немощи своей ослабить пост, вкусив немного молока или рыбы, но встретили твердый отказ. А когда предложили принять это как лекарство, он кротко спросил: «Старче, если я съем это, то не умру?». И, услышав от меня, что про то знает лишь Владыка жизни и смерти, сказал: «Благодарю за отеческую любовь вашу и всех братий, но я шестьдесят лет не разорял святую Четыредесятницу и сегодня не упокою себя ее разорением. Довольно и похлебки с маслом. Совершите надо мной Елеопомазание, ибо я дня через четыре отойду». И в самом деле, на рассвете Крестопоклонной недели он мирно предал душу Господу после того, как приобщился накануне Святых Таин, а перед этим произнес: «Вечери Твоея тайныя днесь причастника мя приими»
