Ей, тихой и стеснительной, нравилось в Золотареве то, что он всегда был окружен людьми, нравилось даже то, что он всегда подшучивал над ней, сколько бы ни сидел с друзьями за пивом и шахматами, утром уходил на работу. Он был, как ей казалось, веселый, искренний и бесконечно от нее далекий.
Она съехала из общежития на полгода раньше Золотарева, в Коптево, в однокомнатную квартиру ее друзей, уехавших на несколько лет работать в Европу, а когда после защиты пришло время съезжать и ему, Марина позвала его к себе. Он, не раздумывая, согласился.
Они стали жить вместе. Владимир прямо предупредил ее, чтобы она ничего не ждала от него; они живут вместе, но свободны в отношениях. Марина приняла это, но, живя с ней, Золотарев все меньше увлекался краткими клубными знакомствами, когда он и его новая клубная знакомая выпивали друг друга ради двух часов неги, а потом стирали телефоны и смски друг друга. Он стал взрослеть и в какой-то момент понял, что Марина, эта милая уральская девушка из интеллигентной многодетной семьи, с братьями и сестрами, с выпивающим отцом – профессором математики, со старозаветной, все осуждающей худенькой бабушкой, верующей мамой, ищущей в церкви отдушину, Марина – та женщина, которая родит ему детей, будет его женой. С этой мыслью однажды под коньяком, после встречи со своим другом Серегой Базилевичем, Золотарев, проехав в такси через пол-Москвы и рассказав таксисту, седому азербайджанцу, половину своей жизни, напоследок спросил: жениться или нет. Тот сказал ему: «Хватить дурить, Володя, женись»; и Золотарев после четырёх лет знакомства и трех лет совместной жизни с порога предложил Марине выйти за него замуж. Она, ожидая этих слов и давно любя его, согласилась.
Они прожили вместе семь лет. Марина родила, как и хотела, двоих детей, они купили квартиру в Подмосковье, пусть и в ипотеку. Она не знала, любит ли Владимира по-прежнему. Дети, семья, готовка, Маринино постоянное стремление сэкономить и постоянная расточительность мужа… Они во многом, почти во всем, были разными, но она, родив детей, перестала думать об этом, а он, увлекаясь работой, друзьями, казалось, и вовсе не задавался этими вопросами серьезно. «Ну и пусть, главное, что любит детей, – думала она. – Что мне, где его поймешь, любит он или нет, себя он любит, это вот точно…» С полсекунды она думала прилечь к нему, остаться в его комнате, но вспомнила о грудной Варе, о том, что мужу завтра вставать, ехать на какую-то важную встречу, вышла из его комнаты, пошла к себе.
