Не утруждая себя приветствием, усатый субъект пересчитал чемоданы и скрестил руки на мощной груди.
- Я вам, бл..., не носильщик! - мрачно изрек он. - Крутить баранку - пожалуйста, но баулы переть - хрена с два!
- Выражения выбирай, уважаемый, - посоветовал ему Сашка. - Я доплачу.
- Мы доплатим, - поправила я, доставая кошелек. К чему-к чему, а к матюгам почем зря не привыкла и привыкать не планирую. Уши в трубочку - мало приятного. Хотя данный индивид мужского пола выражался вполне культурно, смотря с кем сравнивать.
- Доплатят они, как же! - водитель с кряхтением поднял поклажу. - Кто б мне за грыжу заплатил...
***
Полтора часа московских пробок, и мы, насколько позволяют сумки, мчимся по Казанскому вокзалу. До отхода от силы двадцать минут, а поезд еще надо найти. Таксист пыхтел где-то позади, не прекращая комментировать наши душевные качества. Народу - не протолкнуться! Люди шарахались в сторону, но пару зазевавшихся я все-таки сбила. Вслед неслись отнюдь не лестные отзывы.
- Простите! Извините! Извините! Простите!
Платформе обрадовалась, как родной. Людей там было поменьше, появилась возможность перевести дух, не рискуя быть затоптанной.
- Какой у тебя вагон? - спросил вынырнувший откуда-то справа Сашка.
- Восьмой, двадцать третье место, - не задумываясь, ответила я. Неженская память на цифры досталась в наследство от папы.
Пока я демонстрировала проводнице билет и паспорт, Сашка с водителем втаскивали в вагон "баулы". На бедного мужика было больно смотреть: красный, потный - как-никак, август на дворе - он хрипел и с трудом передвигал ноги. Тайком от Сашки сунула ему купюру, желая возместить моральный ущерб хотя бы частично. Таксист побухтел-побухтел, спрятал деньги в карман и поспешил ретироваться от греха подальше.
- Вот и всё, можешь ехать.
Погодин глядел на меня без обычного задора.
- Ты уезжаешь, я остаюсь - где справедливость?
Стало не по себе. Захотелось как-то приободрить его, утешить, чтобы скрасить горечь расставания. Не одному тебя тяжело, Сашка! Я тоже боюсь, пусть и пытаюсь это скрыть.
- Оставить пессимизм! - мой голос прозвучал деланно бодро. - Не узнаю тебя, Погодин. Кто вчера доказывал, что для бешеной собаки пятьсот километров не расстояние, не ты ли?
- Да я, я, только...
- Дурачок ты, Сашка, - я обняла его и чмокнула в нос. - Жду перед зимней сессией, и чтоб без опозданий!
- Четыре месяца! Да я повешусь, - застонал он.
