можно было идти домой, но не‚ хотелось шевельнуться. Самым надежным
казалось сидеть так,‐ кутаясь в платок‚ плотней обтягиваясь проредившимся на
локтях пальто и тупо прислушиваться то к боли в висках, то к вою ветра. Сколько
времени она живет в Батраках? Кажется что не шесть месяцев, а много лет прошло
с той июньской ночи двадцатого года, когда бежали из Мелового. На дворе
словно пускали огромную юлу: набираясь, силы, она зловеще взвывала все
протяжнее, и тогда по окну хлестал сухой снег и черные концы тряпки, которой
снаружи была заткнута дыра в стекле, метались испуганно и усердно, потом юла
кружилась медленней, вой переходил в ворчание, и тряпка, подрагивая, обвисала. Лиде вспомнилось, как в детстве ее, заболевшую в гостях, везли из
соседнего местечка домой. Белое поле, белое небо. Солнце движется мутным
пятном и не хочет отвязаться. Хвост лошади развевается все на одну сторону.
Наплывает, наплывает белая муть, и подкатывает тошнота.
Удивительно, до чего часто переносится она в самые далекие годы. Точно вся
жизнь уже кончена и она старуха. Однажды на рождественские каникулы
приехала Лида домой из Лебединской гимназии. Родные Терны, повитые
голубым светом зимнего дня, казались далекими и бедными. Скрипели
оледенелые ведра у журавля. Они пошли в церковь, к праздничной службе ‐ как
прежде, медленно, чинно, втроем. Лида взяла под руки родителей, вспоминая, как раньше мама и папа с обеих сторон держали ее за ручки. В полутемной
церквушке Лида видела трепетание свечей под иконами, слышала мягкий бас
священника, произносящего слова Христа: «Да радость моя будет в вас, и радость
ваша будет совершенна», ‐ и, чувствуя слезы, думала: «Пусть и ваша радость будет
совершенна, мои родимые, пусть ни на миг не замирает в моем сердце любовь к
вам!»
И еще пронзительней становилась боль любви от того, что церковь, Которая в
детстве была самым красивым, самым блистательным местом в Тернах, теперь
казалась трогательно‐жалкой в своем убогом убранстве. И добрый голос
священника повторял все то же, что и годы назад.
А Лида уже коснулась красоты, неведомой ей дотоле‚ ‐ когда впервые
смотрела в Лебедине спектакль, сыгранный заезжими актерами. Она с детства
жила как бы двумя жизнями: обыденной, видимой для всех, когда она словно
холила в привычном будничном платье; и другой жизнью, когда оставалась
наедине с книгами или сама с собой ‐ в постели перед сном. В той, другой жизни в
нее влюблялся красавец Андрий, сын Тараса, и от ее ответной любви он
