Что касается вопроса Майи, Гризельда просто не позволяла себе быть с кем-то добрым и достойным. Она считала, что пока жизнь Холдена, по всей вероятности, сущий ад, она не заслуживает счастья. В их отношениях с Джоной ей приходилось очень дорого расплачиваться за каждое объятие, за каждое ласковое прикосновение. Она не могла расслабиться и потерять бдительность. Как бы ласков он с ней не был, все это непременно компенсировалось его жестокостью, и это было единственной причиной, почему она это допускала.
Иногда, когда ей по несколько дней не перепадало от Джоны ни доброго слова, ни прикосновения, она почти сравнивала проведенное с ним время с искуплением грехов. Покаяние — дело выбора грешников, не так ли? Это было наказанием, платой за грех. Она была рада расплачиваться за свою вину, потому что это приближало ее жизнь искуплению, хотя наказание по своей природе причиняло боль.
Но этот вечер? С обрушившимися на нее выходными в Западной Вирджинии? У нее просто не осталось сил на его оскорбления.
— Может быть, мне остаться дома, Джона? Я просто не думаю, что я…
Он в одно мгновение пересек комнату и встал перед ней, уперев руки в бока.
— Ты не хочешь провести время со мной и нашими друзьями?
Она откинулась на руки и, взглянув на него, скрестила пальцы один за другим.
— Я хочу. Конечно, я хочу.
— Тогда в чем проблема?
Она попыталась придумать убедительное объяснение своему нежеланию ехать в Западную Вирджинию.
— Разве не лучше поехать вдвоем? Только ты и я?
— Звучит пиз*ец как скучно, — сказал он и, достав из заднего кармана смятый кисет, открыл его и зажал между пальцами щепотку коричневого табака (прим. Кисе́т — небольшой мешочек для хранения вещей, затягиваемый шнурком. Часто в кисете хранят табак).
Она взглянула на него, чувствуя, как ее глаза вспыхнули редким проявлением обиды.
— Я не знаю, почему мы вместе, — пробормотала она, презирая его. И еще больше презирая себя.
Запихнув табак между зубами и нижней губой, он ухмыльнулся ей как гребаный бабуин.
— Потому что ты прелесть, Зельда. Ты заботишься обо мне. Черт, да ты х*й сосешь лучше всех девчонок, кого я знал.
Как и ее прежний мучитель Билли, Джона был хулиганом. Он был единственным ребенком престарелых родителей, которые души в нем не чаяли, и, судя по тому, что Гризельде удалось выяснить, большую часть своего детства и юности он шел по ним паровым катком. Пару раз он попадал в неприятности из-за мелких правонарушений — порчи имущества, пьянства и хулиганства, о чем рассказывал с особой гордостью, — но его родители постоянно нанимали ему хороших адвокатов, и Джоне всегда удавалось уйти от наказания.
