— Грязи-то у вас все-таки многовато…
— Это верно!.. Нехорошо. Только люди ведь тоже не железные. От Африки еще никак не очухаются. Говорил им: возьмите отгул — положено. Так нет, машину, дескать, жалко. Мы ее знаем, а чужие вконец загонят…
Он оборачивается к своим:
— Ну как, ребята, устроим завтра генеральную приборочку? Слышали, что рижане говорят?
— Чего уж, придется…
— Если все говорят, что пьян, — значит, ложись спать…
Спору нет, чем больше суток в году траулер проводит на промысле и чем меньше в порту, тем выше его экономическая эффективность. Это важный показатель.
Но, как всякий показатель, взятый вне связи с многими другими, он легко может превратиться в показуху. И вместо того чтобы выявлять уровень хозяйствования, начинает маскировать бесхозяйственность.
Эксплуатация на износ в погоне за высоким показателем ведет к преждевременной смерти судна, и прежде всего машины.
Но руководители на берегу отчитываются за год. Новый год — новый отчет, то ли снимут, то ли повысят. И скорее всего повысят — мощности растут, техника лова совершенствуется, промысловые районы расширяются, а значит, растет и добыча. Рыбацкие суда окупаются в любом случае, и притом быстро, а преждевременный износ — это скрытые убытки, за них головы не снесут.
Думается, настало время судить об уровне руководства рыболовецким делом, как и в сельском хозяйстве, не по одному году и не по двум-трем показателям, а по широкому комплексу их…
С этими мыслями я стучусь в каюту первого помощника на «Льве Толстом».
— Да, да!
Он стоит возле умывальника голый по пояс, верно, думал, что это кто-нибудь из своих.
— Извините, я сейчас! Присаживайтесь!
На столе пишущая машинка, брошюра с описанием новой рыборазделочной машины, стопка бюллетеней научно-исследовательских институтов рыбного хозяйства, лоция, атлас рыб. На полках двухтомник Маркса и Энгельса, книги Ленина. Возле умывальника — проолифенная куртка, на раковине — вымазанные в рыбьей крови нарукавники, перчатки и широкий нож.
Одевшись, первый помощник садится за машинку.
— Извините! Еще минуточку…
Он уже не молод. Зачесанные назад редкие седые волосы. Очки в простой железной оправе. Худое, морщинистое лицо сельского учителя. Офицерский китель без погон.
Кончив печатать, он поворачивается ко мне:
— Обещал, понимаете, кончить заметку к обеду. Тут у нас обработчики надумали интересную штуку… До сих пор как делали? Один и тот же матрос вспарывал брюхо и потрошил…
Он берет с умывальника широкий нож и, продолжая говорить, показывает.
