Лодка плыла по течению, впереди ждала другая жизнь, а тепло близкого сердцу рядом обещала в этой жизни счастье.
..........
Жрец стоял на коленях и истерично смеялся, смахивая иногда влагу со слезящихся еще глаз. Щит окружал его, отделяя от грозно покачивающегося медведя.
- Дикие твари! - выплевывал Марий слова. - Позарились! На семью мою!
- Опомнись несчастный, - пророкотал медведь. - Нет у тебя семьи и не было. Вера твоя насквозь в душе проросла, на другое места не оставила. Заришься ты. На чужое - старыми богами им подаренное, на счастье выстраданное! Смирись и я прощу тебе смерть старого духа.
- Изыди, дикая тварь! - Марий протер глаза и, держась за живот встал. - Одержимость у нее это! Столько лет рядом была, меня привечала, моя она! Глаза ее болотные... руки... - жрец опять застонал, сгибаясь в три погибели.
- Тебя не привечали, глупое существо. Тебе походя подарили немного тепла, и это ты принял за любовь. Похоть в тебе бьется, не любовь. Ты как все людишки - чтобы полюбоваться цветком, срываете его, чтобы понюхать и выбросить через минуту. Забудь. Вернись в деревню и я прощу тебя.
- Моя, все равно моя! - крикнул Марий, почти оскаливаясь в морду зверя. В медведя полетел еще один льдистый клинок, заставивший его зареветь, тряся раненной лапой.
- Зато ты мой теперь человечишка! Лес станет для тебя последним приютом!
.....
Марий шел и шел по лесу, периодически падая без сил. Он шел почти сутки, держась только на своем упрямстве и ЦЕЛИ. Медведь мелькал то тут, то там за деревьями, поэтому щит опускать было нельзя. До деревни оставалось уже совсем недолго, когда медведь рыкнул: - Всякий зверь и птица лесная, всякое дерево да услышат! Нет тебе, жрец прощения. Смерть твоя будет тебя ждать в любом лесу этого мира. Я сказал.
Как Марий дошел до селения, он не помнил, осознал это только когда подхватили его чьи то руки. Уснул он сразу же как только ощутил себя в окружении людей.
.........
- ....И что это за новоприбывший, что о нем надо говорить со мной? - брезгливо спросил настоятель столичного Храма, глядя сквозь окно на стоящего в храмовом дворике явно сельского жреца. Фанатик не иначе, изможденный, обросший, как глаза горят отсюда видно. Отец Картий не привечал таких. В столице требовался другой подход, не запугивание, а лесть и понимание маленьких человеческих слабостей.
- Из северных окраин. Сан принял в семнадцать после послушания. Он смог трансформировать "меч"! Во что-то вроде клинков карающего света.
