- Не ведьма я, - привычно отмахнулась знахарка, нежно смотря на причмокивающего младенца. - И в Богов твоих не верю. Куда мне в жрицы.
- Подумай... - проскрипел севшим внезапно голосом Марий и торопливо встал. - Пойду в Храме помолюсь за его здоровье, - сказал он родителям раненного и пошел к выходу.
- Иди, иди, батюшка! - согласно закивала мать и чуть ли не вытолкала жреца прочь. - Уж мы то тут посидим тихохонько!
-Так что сделать то еще можно? - чуть успев закрыв дверь жадно спросила она у все еще кормящей сына лекарки.
- А с чего мне ради нарушившего Слово, старых Богов гневить просьбами? - лениво ответила Ворожея, отнимая у довольно засопевшего ребенка грудь. - Хозяин леса его отметил, неужели сами не видите? Что могла, сделала, остальное воля Богов. Старых или новых как ближе вам.
- Ведьма! - выкрикнула жена раненого и выбежала прочь рыдая.
- Отметил. - ссутулился хозяин дома и тяжело сел на лавку рядом. - За обиду твою, за глупость нашу. Не простишь его?
- Никого не прощу, - сжала губы женщина. - Сами виноваты.
- Прости, прости его! - начала заламывать руки старуха распластавшись перед ней. - Что хочешь сделаю!
На шум запищал младенец из люльки, и перекрывая ее слабый зов басовито заревел сын знахарки.
- Тихо, тшшш, тихо Лисенок! - начала она укачивать разбуженного младенца. - А что ваша слабая такая?
- Ну тебя не звали на родины, понятно, - отвел глаза хозяин, отпаивая всхлипывающую жену водой из кувшина. - Мать ее приехала на первые роды то... ну и рожали как у них заведено в деревне - в кувшин. А Сазан его с пьяных глаз об пол как положено и грохнул....сильно видать... ну да вытащить все равно надо было, узкий же кувшин то...
- Как? - поразилась знахарка поднимая совершенно круглые глаза. - А что ж широкий не взяли раз уж все равно таким способом диким рожали?
- Какой был, такой и взяли, - кашлянул неудавшийся тесть багровея. Понятно было, что на радостях отмечать начали загодя и кувшин хватали не глядя.
- А упредить нельзя было? - поинтересовалась женщина. - Рожать как свекровь скажет, а не как сама захочет? Неужто когда брали не дом не поняли что она дура?
- Бабы, - процедил старик не понятно что имея в виду - толи вопросы знахарки, толи невестку, жену и тещу сына вместе взятых.
Раненный лежал на лавке не радуя цветом лица... Белый как снег с яркими пятнами нездорового румянца. Жалость шевелилась все сильнее. "Ладо мой, любимый, единственный..." память подкидывала и жаркий шепот, и первые робкие поцелуи, и запах смятой травы, и стоны нарушающие тишину одинокой ее избушки... Жалко... Добила ее фраза матери Сазана "Дубом и рябиной венчанные ведь...".
